пойдём-ка, Немой, пожрём! Заслужили мы с тобой по миске щей с мясом, или нет?
Он ухватил меня за рукав и почти бегом потащил в кабак, который стоял здесь же на площади.
На удивление, вокруг кабака не валялись пьяные. Да и внутри было чисто и тихо. Мы сели за дальний стол.
— Водки, солёных огурцов и две миски щей с говядиной! — потребовал Сытин у подбежавшего слуги.
— Щей с говядиной нет, — ответил тот. — Постный день.
— Ах ты, — Сытин хотел выругаться, но сдержался. — Ну, тащи, что есть! Только быстрее!
— Сейчас, Василий Михалыч!
Слуга убежал в кухню.
Через пару минут на столе стояла водка в холодном кувшине и огромное блюдо с солёными огурцами и неровно нарезанным хлебом.
Сытин разлил по стаканам.
— Давай, Немой! Для аппетита!
Водка обжигающим комком провалилась в желудок. Я хрустнул огурцом. Он был крепкий, в меру солёный, пах чесноком и смородиновым листом. Вкуснотища!
Слуга притащил поднос с двумя мисками, над которыми клубился пар.
— Это что за хрень? — спросил Сытин, понюхав.
— Французские щи! Фирменное блюдо! — ответил слуга. — Специально для постных дней.
— Пойдёт! Давай по второй, Немой!
Мы выпили и принялись жадно хлебать горячие щи. Мелкая косточка хрустнула на моих зубах, но я не обратил на это внимания. Переварится!
— Бля! Это что такое?! — вытаращив глаза, спросил Сытин.
Двумя пальцами он брезгливо держал варёную лягушачью лапу с перепонками.
— Суки, а?! Лягух они людям подсовывают! — возмущался Сытин, выходя из разгромленного кабака.
За нашими спинами расстроенный слуга приколачивал к покосившейся двери табличку с надписью «Ремонт».
На краю площади стояла двухколёсная тележка, запряжённая гнедой лошадью. На тележке скучал широколицый бородатый мужик. Сытин махнул ему рукой.
— Поехали, Немой!
— Куда везти? — хриплым голосом спросил мужик.
— В Плотницкий конец, третий дом от ручья. Знаешь?
— К Машке-убийце, что ли? — оживился мужик. — Знаю!
Он хлопнул вожжами по широкой лошадиной спине.
— Пошла, родимая!
Лошадь неторопливо тронула тележку.
Сытин с досадой сплюнул на деревянную мостовую. За пазухой у него что-то громко звякнуло. Сытин сунул руку под кафтан и вытащил зеркальце в тонкой серебряной раме. Провёл пальцем по стеклу и сказал:
— Да, Михей? Ты уже в городе?
Зеркальце неразборчиво забулькало в ответ.
— Красава! — сказал Сытин. — Грибов Никите Ильичу привёз? Ну, как отдашь — дуй в Плотницкий конец, третий дом от ручья. Там встретимся. Всё, давай!
Он снова провёл пальцем по стеклу и убрал зеркальце за пазуху. Потом хлопнул мужика по спине.
— Давай-ка побыстрее! Хрен ли ты, как на похоронах плетёшься?
— А куда торопиться? — возразил мужик. — Машка, один хрен, в тюрьме. А избу её сожгут сегодня, если уже не сожгли. Эх, детишек жалко.
— Это с какого хера сожгут? Жалко ему! Гони быстрее, жалостливый! — заорал Сытин и врезал мужику по спине кулаком.
Тележка неслась, бренча и подпрыгивая на бревенчатой мостовой. Потом повернула так круто, что мы чуть не вывалились на хер! Я навалился на край, и бешено крутившееся колесо чиркнуло ободом по моей щеке, содрав кожу.
— Тормози, блядь! — бешено заорал Сытин.
Мужик изо всех сил натянул вожжи, пытаясь остановить разгорячённую лошадь.
— Тпр-ру! Тпр-ру! Да стой ты, зар-раза! — хрипел он.
Лошадь ржала и вскидывала передние ноги, молотя в воздухе копытами.
— Падлы, бля! — крикнул Сытин и выскочил из тележки. Я выпрыгнул вслед за ним.
Глава 6:
Шпионы и призраки
Двое крепких мужиков тащили из избы на крыльцо огромный деревянный шкаф. Пыхтели, матерились и спотыкались, но упорно спускали по ступенькам здоровенную тяжёлую громадину. Шкаф угрожающе раскачивался.
Ещё один, закусив губу, хозяйственно выковыривал топором оконную раму. От рамы с треском откалывались жёлтые щепки, стёкла тонко звенели.
Во дворе стояла телега, доверху нагруженная разным барахлом — посудой, подушками, одеждой.
На траве возле телеги, раскинув руки, лежал парнишка лет тринадцати. Его лицо было в крови. К нему прижались две девчонки. Они выли в голос, обхватив брата ручонками. Мужики не обращали на них внимания.
Ну, суки!
Сытин на бегу выдернул из ножен шпагу. Мужик с топором, замахиваясь, бросился ему наперерез. Сытин уклонился и плашмя огрел мужика клинком по башке.
Я сбоку запрыгнул на крыльцо и от души врезал тому, что постарше, по почкам. Он охнул, выпустил шкаф из рук и схватился за бок. Шкаф качнулся и грохнулся прямо на его приятеля, повалив того на землю.
Бинго, блядь!
Не теряя времени, я добавил уроду коленом по яйцам. Он скорчился, а я от души пнул пяткой в волосатое ухо. Готов!
Мужик с топором всё ещё наскакивал на Сытина. Сытин, вытянув руку со шпагой, держал его на расстоянии, норовя рубануть по рукам и плечам. Треуголка слетела с него и валялась на земле.
Какого хера ты с ним возишься? Ткни в живот, и всё!
Живым хочет взять, понял я.
Окно распахнулось, из него высунулась бабья голова и заверещала на всю улицу:
— Убива-а-а-ают!
Затем баба метко швырнула в голову Сытина глиняный горшок.
Сытин успел уклониться, но шпага в его руке дрогнула. Мужик с топором бросился вперёд и горлом напоролся на остриё. Глаза его выкатились. Из-под бороды на рубаху потекла тёмная струйка. Мужик выронил топор, засипел и осел на траву.
— Сеня-а-а-а! — визжала баба.
Я опрокинул шкаф на второго «грузчика», который не вовремя зашевелился и куда-то пополз. Край тяжёлой полки херакнул мужика прямо по затылку.
Бля!
От ворот к нам бежали Степан с Марьей.
Марья упала на колени возле детей и принялась тормошить сына. Девчонки с рёвом повисли на матери.
Сытин тоже подбежал к ним.
— Живой? — он наклонился к парню. — Ну, слава богам! Степан! Вяжи этих!
Палач быстро скрутил обоих «грузчиков». Тот, на которого грохнулся шкаф, мотал башкой, пытаясь прийти в себя. Второй двумя руками держался за яйца. Увидев палача, они здорово перетрухали.
До кучи Степан примотал к ним и скандальную бабу, которую выволок из избы за шкирку. Баба визжала, извивалась и норовила укусить Степана за руку. Только когда Степан подтащил к ним труп её мужа, баба успокоилась и негромко завыла:
— Детки, детки мои с кем останутся?
— Немой! — крикнул Сытин. — Помоги занести парня в дом!
Он подхватил паренька под мышки. Я взялся за ноги. Вдвоём мы подняли его на крыльцо и внесли внутрь. Марья с девчонками шла за нами. Положить парня было некуда — грабители вынесли всё подчистую, даже лавки. На полу валялась битая посуда, тряпьё и сломанная деревянная лошадка с одним колесом. Увидев разгром, Марья охнула и схватилась за сердце.
— Кладём на пол! — скомандовал
