От такого откровенного грабежа у англичан перехватило дыхание. Изрядно обнищавшая за годы войны Британия очень рассчитывала поправить свое положение за счет советской доли репараций с Германии, но заокеанские союзники беззастенчиво выворачивали им руки. Развалившись в креслах, меланхолично пережевывая жвачку, американцы ждали ответ на свой вопрос о процентах. Сила была полностью на их стороне, и британцам пришлось пойти на уступки.
– Мы согласны на подобный раздел советской доли трофейного золота и репараций, – с трудом выдавил из себя Астон, чем вызвал улыбки на лицах у своих собеседников.
– Приятно иметь дело с деловыми людьми, готовыми платить за необходимую помощь настоящую цену, – примирительно сказал Морли. Англичане молча проглотили свое унижение, но в разговор вмешался Уэстли:
– Все это хорошо, но вы, господа, забыли о президенте Трумэне. Именно он является главнокомандующим американской армии и за ним последнее слово… – сенатор хотел развить свою мысль, но Фриман в который раз оборвал его.
– Среди нас есть люди, которые довольно много сделали для карьеры Гарри, с чьим мнением он будет полностью согласен, – жестко припечатал сенатора финансист, и тот больше не решился встревать в беседу.
– Что же, осталось обсудить разделение причитающихся русским активов с патентами, и дело будет сделано, – подытожил третий финансист, чем вызвал у посланников Альбиона бурю негодования. Подобно девушке, с которой грабители пытаются снять нижнее белье, британцы принялись яростно отстаивать свой процент с общей добычи. Спор об активах продлился добрых сорок минут, прежде чем стороны пришли к общему мнению. Соглашение было достигнуто, и в далекий Лондон полетела шифрованная телеграмма о благополучном выздоровлении заболевшего дяди.
Глава III
Предупрежден, значит вооружен
После неожиданного пришествия в столицу на день парада Победы слякотного и проливного осеннего дождя в Москву вернулось лето. Проказник июнь широко распахнул свои жаркие объятия, пытаясь компенсировать москвичам нанесенный им ущерб во время празднования великого подвига советского народа.
Напоенные летним теплом, весело и приветливо зашумели зеленые кроны деревьев, под лучами солнца заиграла изумрудная трава на многочисленных городских газонах. Запели птицы, громко славя радость жизни, но не это было самым главным. Особым теплом наполняла сердца людей мысль о том, что проклятой войне пришел конец, и теперь они наконец-то смогут вернуться к долгожданной мирной жизни.
Эта мысль была у каждого советского человека, вне зависимости от того, была ли на него надета военная форма или гражданская одежда. Каждый из них стремился, как можно скорей позабыть страшные ужасы войны и окунуться в светлые будни повседневного мирного бытия.
Не были исключением и те военачальники, что томились в приемной Верховного Главнокомандующего, под зорким оком Поскребышева. Еще вчера торжественно отпраздновав Победу, они начали строить планы на дальнейшую жизнь, как вдруг их внезапно вызвали в Кремль без всякого объяснения причин.
Сидя в мягких креслах или осторожно вышагивая по ковровой дорожке приемной и перебрасываясь между собой ничего не значащими фразами, они напряженно думали, что заставило Сталина пригласить их к себе через два дня после столь грандиозного празднования Победы. Собранные и настороженные, они время от времени украдкой бросали взгляды на массивные дубовые створки двери кабинета Сталина.
Последний раз в столь представительном составе они собирались в преддверии парада Победы. Тогда в кабинете вождя Советской страны они обсуждали сценарий проведения грядущего торжества, предложенного на их суд Верховным Главнокомандующим. Однако, хорошо зная характер Сталина, ни один из приглашенных не подумал, что он намерен вернуться к праздничной теме. Срочный вызов маршалов в Кремль говорил только об одном – грядет новая война. Но вот только с кем и когда?
Логичней всего было бы предложить, что предстоящий разговор пойдет о грядущей войне с Японией. О том, что она будет, Сталин рассказал своим полководцам после окончания мирных переговоров Большой Тройки в Крыму. Тогда, собрав командующих фронтов на большое совещание, Сталин попросил их особо беречь свои войска, поскольку после окончания войны в Европе часть их предстояло перебросить на границу с Маньчжурией.
О том, что воевать с японцами Сталин поручил маршалу Мерецкову, генералам Еременко, Пуркаеву и Плиеву, под общим руководством маршала Василевского, командующие фронтами узнали только накануне проведения парада. Режим секретности при подготовке реванша России за поражение в русско-японской войне в Ставке Верховного Командования был на высоте. Однако отсутствие в приемной тех, кому было поручено смыть пятна позора с русских знамен, прямо указывало на то, что предстоящий разговор не будет касаться Японии. Также полностью исключалось начало войны на южных рубежах страны. Никто из вызванных на прием военных ничего не слышал о каком-либо вооруженном конфликте СССР на границах с южными соседями или о территориальных претензиях к ним со стороны советского правительства. И значит, предположение о возможной войне с Грецией, Турцией, Ираном или Афганистаном было лишено всяких оснований. Конечно, чисто теоретически к числу возможных театров боевых действий можно было отнести франкистскую Испанию и салазаровскую Португалию, угнетенную англичанами Индию или оккупированный Тибет, но война давно приучила маршалов к жестокому прагматизму.
Однако не только война могла затаиться за дубовыми дверями кабинета Верховного Главнокомандующего. Вполне возможно, что внезапный сбор цвета Советской Армии был обусловлен грядущей демобилизацией. Третий рейх сокрушен, отгремели победные салюты и фанфары, и уже нет нужды в многомиллионной армии. Стране предстояло как можно скорее приступить к восстановлению разрушенных войной городов, деревень, фабрик и заводов, а для этого ей были нужны рабочие руки, находящиеся в подчинении маршалов. Предстояло решить сроки демобилизации и количество нужных стране солдат, а заодно и пристроить в мирную жизнь и маршалов, чье число заметно разрослось за годы войны. Это предположение было вполне похожим на правду, однако и оно имело один серьезный изъян. Хозяин кабинета не был любителем крупных заседаний при обсуждении любого значимого государственного вопроса. Он всегда предпочитал принимать решение в узком кругу, либо при беседе с глазу на глаз. Мирное обустройство маршалов было весьма щепетильным вопросом, и обсуждение его в присутствие третьего лица было недопустимым.
Так или примерно так рассуждали советские военачальники, начиная от командующего Прибалтийским фронтом генерала армии Баграмяна и до победителя Берлина, трижды Героя Советского Союза маршала Жукова. Предположений было много, но ни одно из них не могло полностью объяснить этот неожиданный вызов.
Конец терзаниям и размышлениям военачальников положил короткий звонок по внутреннему телефону, прозвучавший словно гром среди ясного неба. Все это время сосредоточенно перебиравший лежавшие на столе бумаги секретарь проворно схватил трубку, а затем торжественно объявил: «Можете заходить, товарищи».
В хорошо знакомом маршалам кабинете Верховного Главнокомандующего находилось всего два человека. Кроме самого хозяина кабинета, стоявшего у окна и пристальным взглядом глядевшего на вошедших в кабинет полководцев, за покрытым зеленым сукном столом заседаний сидел заместитель начальника Генерального штаба генерал армии Антонов.
На время отсутствия начальника Генерального штаба маршала Василевского, выполнявшего на фронтах страны всевозможные поручения Сталина, генерал Антонов исполнял его обязанности и исполнял их весьма неплохо. Алексей Иннокентьевич был единственным генералом в РККА, награжденным высшим полководческим орденом «Победы».
Скрестив руки на папке красного цвета, в которой всегда носил для доклада документы особой важности, он терпеливо ждал момента, чтобы начать свою рутинную работу генштабиста. Сам хозяин кабинета, обведя маршалов цепким взглядом, негромко поздоровался с ними и неторопливым жестом руки в сторону стола заседаний предложил им садиться.
