с собой было глупо… — пробормотал он, и Брум согласно кивнул.
— И что теперь?
— Буду ждать, пока отец не позволит уехать, — вздохнув, ответил Линд. — Буду готовиться. Я хочу попросить твоего отца возобновить занятия. Страшно подумать, что я, дожив до своих лет, почти ничего не знаю… Наши родители могут многому нас научить, Брум.
— Ещё бы! Надо подготовиться к самостоятельной жизни! Я тоже буду учиться с тобой!
— Тогда не будем терять время! — решительно объявил Линд. — Вставай, старик, пойдём поговорим с твоим отцом. Может быть, он согласится начать занятия сегодня же.
— Ладно, пошли, — украдкой вздохнув, Брум поднялся, и песок посыпался с его одежды. — Эй, Динди, выходи! Пора домой.
***
Так прошёл остаток лета, осень и зима. Линд и Брум действительно провели это время с пользой. Барон Ворлад даже пригласил в поместье из Тавера настоящего преподавателя, поскольку сеньор Хэддас честно признался, что его возможности весьма скромны.
Удивительно, но настолько же, насколько прежде Линд старался отлынивать от учёбы, теперь он стремился к ней. Брум, чьи умственные способности были, мягко говоря, не слишком высоки, довольно быстро отстал от младшего товарища, но тоже продолжал впитывать хотя бы крохи доступных ему знаний.
Наверное, отец Линда в глубине души не мог нарадоваться на отпрыска, а главное — на то, что ему пришла эта нелепая мысль сбежать из дома. За минувшие месяцы парень действительно повзрослел и стал гораздо серьёзней, чем прежде. Похоже, он действительно усвоил свой главный урок, а это значило, что будущее Линда обещало быть безоблачным.
Так или иначе, но уже наступила весна, и юноша надеялся, что вскоре отец разрешит ему уехать. И, разумеется, не просто разрешит, но и поможет, как обещал. Весна на побережье Серого моря наступала очень поздно — в это время в Кидуе уже вовсю зеленели деревья. Впрочем, зима Линду как раз нравилась, так что, пожалуй, в этом смысле он предпочитал Палатий.
Но наконец-то солнце сумело справиться даже с самыми глубокими сугробами, залегавшими в канавах. Северные травы, знавшие о том, какое короткое лето их ждёт, спешили изо всех сил. Вскоре окрестные холмы оделись в изумрудные наряды, которые вот-вот должны будут окраситься пёстрым многоцветьем.
Но погода в это время особенно обманчива, так что не было ничего удивительного, что Брум внезапно заболел. Пару дней он бодрился и разделял с товарищем все его занятия, постоянно шмыгая текущим носом, но в конце концов у него начался сильный жар, так что на какое-то время Линду пришлось остаться без компании.
Точнее, не совсем. Бруматт очень просил, чтобы Линд хоть иногда брал с собой Динди.
— Чего ей из-за меня дома сидеть? — жалостливо прогнусавил он.
Линд был не в восторге, но всё же пообещал приятелю, что не оставит его полоумную сестрицу в одиночестве. По большому счёту, она не могла ему очень уж помешать. Динди обычно жила в каком-то своём мире, и зачастую о её существовании вообще можно было позабыть.
Линд пару раз брал её с собой в прогулки по побережью, но со стороны моря опять дул пронизывающий холодный ветер, так что он решил не искушать судьбу. Валяться с простудой как Брум ему не хотелось. Поэтому он решил позаниматься дома.
Не так давно их учитель привёз из Тавера чудесную книгу, которая называлась очень просто — «Животные Паэтты», и в ней было полно замечательных цветных изображений всевозможного зверья и птиц, выведенных весьма искусным художником. Книга эта стоила целого состояния, и потому отец даже слышать не хотел о том, чтобы купить её, но учитель согласился на некоторое время оставить фолиант в поместье под самые страшные клятвы Линда о том, что ни одна пылинка не упадёт с неё за это время.
И вот теперь, когда ему бывало скучно как теперь, Линд разглядывал эти цветные картинки, не переставая удивляться фантазии Арионна. Кроме известных ему животных здесь было множество удивительных видов, водившихся в Саррассанской империи, пустыне Туум и даже на Келлийских островах. Их тут было столько, что юноша иной раз невольно задумывался — а действительно ли художник видел их все, или же полагался исключительно на свою фантазию?
Вот и в этот раз Линд решил провести время с книгой. Ветер, налетающий с моря, бил в окно с такой силой, что дрожала даже рама, но в комнате горел небольшой камин, согревая воздух, а солнце ярко светило, заливая комнатушку светом. В общем, всё располагало к чтению.
Памятуя о своём обещании, Линд предложил Динди пойти с ним, чтобы посмотреть картинки. По отстранённому лицу девушки не было ясно — поняла ли она, зачем её зовут, но, как обычно, она послушно поплелась следом, тихонько мыча какой-то атональный мотивчик себе под нос.
Динди никогда не бывала на занятиях Линда и Брума с их учителем. Даже отец, когда занимался с мальчишками, не брал младшую дочь, поскольку понимал абсолютную бесперспективность этих занятий для неё. Конечно, Динди видела книги прежде, но обычно — лишь их корешки, стоящие на полке, или же закрытые тома, сложенные на столе. Теперь же, увидев удивительные картинки, таящиеся внутри, она даже взвизгнула от восторга.
Линду пришлось приложить все свои старания, чтобы уберечь драгоценный фолиант от не в меру возбудившейся девушки.
— Всё! — строго объявил он. — Сиди здесь, и не трогай книгу! Я буду сам показывать тебе!
Динди, хоть и была идиоткой, но всегда отличалась покладистостью и послушанием. Вот и сейчас она смирно уселась на его кровати, даже сложив руки на коленях. Сам Линд сел на табурет по другую сторону стола, а книгу положил так, чтобы в любой момент отдёрнуть её, если Динди вновь не совладает с эмоциями.
Он стал показывать наиболее полюбившиеся ему изображения, и даже рассказывать то, что прочёл об этих диковинных животных. Динди была полностью поглощена увиденным — сейчас её лицо казалось почти нормальным, извечная тупость словно растворилась в искреннем интересе.
Увы, но куда чаще Линд глядел не на её лицо… Девушка была в своём обычном сарафане, который был пошит весьма свободно и приличествовал скорее маленькой девочке, чем взрослой девушке. Когда Динди наклонялась, вглядываясь в рисунки, Линд имел возможность созерцать её грудь. Он и прежде не раз заглядывал ей за корсаж сарафана, но обычно это были краткие мгновения, когда она наклонялась за чем-то. Теперь же он мог любоваться всласть.
Надо сказать, что поначалу юноша честно пытался отводить глаза, но вскоре понял, что это бесполезно. Ему было семнадцать, и сейчас его интерес к противоположному полу был
