Все это показалось ей странным. Если это был знакомый Аристогитона, так почему он не приветствовал воина, не остановился с ним поговорить? Данаи ведь любят поговорить. Даже наткнувшись в пути на могильный столп, останавливаются, чтобы поговорить с мертвецами.
– Как тебе эта лавка? – спросил Аристогитон у Хенельги.
Она не ожидала, что хозяин начнет задавать ей вопросы. Смогла выдавить из себя одно слово.
– Чудесная, согласен. Самая крупная в Саганисе, а торгуют тем, что в Тритогении не сыщешь. Этот лен – ты касалась ткани из самого Кемила! Это золото, свернутое в рулон. Сколь много мореходов сгинуло, чтобы доставить его. И нет такого в Тритогении, нет! Ты, Фриза, имеешь честь стать частью богатейшего города!..
Хенельга кивала, не перебивая господина. Пусть болтает, можно не прислушиваться. Иногда в его речи проскальзывали мелочи, которые тут же привлекали внимание женщины.
– Друзья поражены твоим мастерством. Я не смею более скрывать такое чудо в своих стенах. Мне приходится сотрудничать с архонтом по вопросам снабжения Саганиса. Его весьма впечатлили твои скульптуры.
Он говорил, что Хенельга укрепляет славу Саганиса. С ее помощью удастся прославить полис. Удастся превзойти Вирент.
Аристогитон уже грезил собственной мастерской, в которой будет начальствовать женщина. Это заявление удивило Хенельгу, она даже осмелилась перебить хозяина, спросив:
– Разве не будет неприлично, что женщина станет мастером?
– Оставь. Это все ерунда. Кто бы ни работал в мастерской, пусть хоть раб, хоть варвар. Или женщина. До тех пор, пока мастерская приносит прибыль, не станут люди вмешиваться в работу. Ты ведь понимаешь, что нам всегда приходится задумываться о прибыли. Не потому что мы такие любители презренного металла. Такова жизнь. Наше отечество – торговый полис. Репутацию следует поддерживать.
У меня есть друг, зовут его Назелис, он сможет организовать предприятие. Я лишь как акционер выступлю. Ты мастер. Сама выбирай помощников. Твои навыки требуют, чтобы ремеслом занимались женщины? Так пусть!
– Нет, это наша семейная традиция…
Аристогитон не слушал, «успокаивая» рабыню. Он расписал красочные перспективы, как из мелкой мастерской постепенно вырастает целое предприятие. Мастерские резчиков займут квартал. Приблизятся к Священной улице. Вотивные предметы из Саганиса станут ценить везде в Обитаемых землях.
– Надо договориться со жрецами! – вдруг понял Аристогитон. – На ближайших играх мы сможем поговорить со святыми людьми.
– Мы?
– Я и мои друзья. Наша компания из девяти человек образовалась давно. Сегодня у нас пирушка, и ты, кстати, приглашена на нее.
Хенельга встретила это заявление с холодным спокойствием. Понятно, зачем приглашают женщин на мужские попойки. От хозяина не укрылось, что рабыня не оценила «подарка» и тут же заметил:
– Ты приглашена не в качестве флейтистки или танцовщицы, не в качестве гетеры. Мои друзья хотят познакомиться с той, из рук которой вышли все эти изделия. Наши пирушки наполнены не шумом музыки и сладострастными вздохами, коим открывает путь чрезмерное, варварское употребление вина! Нет! Ты услышишь музыку слов, что никогда не знала, коснешься света мудрости, лишенной в той глухомани, из которой происходишь…
Они уже давно добрались до особняка, где проживали, но Аристогитон продолжал бахвалиться любовью к мудростям. Чтения, декламации, разбавленное на три четверти вино и все в таком благородном, высоколобом духе.
Хенельга не спорила, выслушала хозяина и улыбнулась, когда он закончил.
– Согласна? – он обрадовался, словно действительно спрашивал ее мнения. – Так замечательно же! Тебе следует подготовиться к вечеру, эти рабыни помогут привести тебя в порядок. Пока твой гиматий не готов, придется взять что-нибудь из сундуков со второго этажа. Уверен, покопавшись в них, удастся найти и лен, и шелк. Цвета? Любые! Какие приглянутся.
Толкнув дверь калитки, Аристогитон быстрым шагом пересек двор, забыв о рабынях. Женщины робко пересекли порог, переглянулись, не зная, что делать.
– Наверное, это был приказ? – робко сказала одна.
Враждебности к Хенельге они не испытывали, хотя и пришлось делиться своими тряпками.
На втором этаже, где женская половина дома, рабыни осмелели и теперь не сутулились. Они постарались пройти мимо хозяйской спальни незамеченными. Хенельга боялась столкнуться нос к носу с хозяйкой. Узнав, что замыслил ее муженек, та наверняка взревнует. А нет ничего хуже этого. Человеческие эмоции и так способны нарушить всякий план, а уж ревность и безумие господ – уничтожат безвольных.
Обошлось, хозяйка занималась шитьем на террасе второго этажа, а не отдыхала в темной спальне.
Мельком взглянув в сторону спальни, Хенельга удивилась, как подобная темная с низким потолком каморка может быть объектом вожделения данайских мужчин. И кровать простая: деревянная коробка, с наброшенным поверх тюфяком и одеялом.
Из спальни доносился запах пыли, старого дерева, лакового покрытия. Не слишком соблазнительная атмосфера.
По наивности своей Хенельга полагала, что хозяева должны жить в лучших комнатах. Но зачем, если они приходят сюда просто переночевать.
В соседней комнате – большой, просторной с широкими окнами, находилась одна кровать. На ней по очереди спали служанки. У стены стояли сундуки с добром. Цветные, раскрашенные сундуки – для вещей хозяйки, а простые, естественно, для рабынь.
Здесь же находился столик, за которым хозяйка совершала утренний туалет.
Хенельгу усадили на кровать. Рабыни занялись ее волосами, лицом, руками. Результат Хенельга смогла рассмотреть в бронзовом зеркале. Одна сторона зеркала отполирована, а на другой располагался рельеф матерью богов, чье прикосновение дарует плодородие и людям, и животным, и земле.
С помощью женских инструментов рабыням удалось скрыть недостатки Хенельги. Свинцовые белила добавили свежести обветренной коже, тушь подчеркнула большие глаза, светло-красная помада вернула блеск губам и скрыла бледность.
Выбрали простую прическу – волосы убраны в узел, чтобы открыть шею. Спорное решение, учитывая рост и крепость плеч Хенельги.
Из сундука рабыни добыли серый гиматий из тонкой шерсти. Одежду пришлось подшивать под Хенельгу. Рабыни спорили, какие выбрать сандалии. Сошлись на самых простых. Все равно край гиматия закрывал стопы. Синий пояс стянул талию, лишив возможности дышать, зато подчеркнув грудь.
Туалет завершился, когда на уши Хенельге повесили тяжелые серьги на клипсах, а беленые руки украсили браслетами.
– Лучше тебе остаться здесь, чтобы не смазать белила, – посоветовала одна из рабынь.
– Нет, тут ее увидит хозяйка. Пусть идет во двор.
