– То есть халява кончилась?
– Ох, уж эти твои выражения… Нет, халява не кончилась, просто за неё теперь платить надо…
Женщина горько засмеялась и пропала.
Опять! Что это, схожу с ума? Пётр Петрович, который Кащенко, мир его праху, наверное, моим случаем заинтересовался бы. Ещё бы, он всё больше с Наполеонами и Петрами Первыми дело имел, а у меня целый выводок богов наклёвывается. Сначала Морана, теперь Доля да на сестрёнку свою намекает. Ладно, хватит панику разводить. Скорее всего, это сработал анализ моих страхов, моего опасения, что время, отведённое на удачу, заканчивается. А то, что на меня обратили внимание, я и так догадываюсь, а после сегодняшнего ещё больше обратят и ещё больше обозлятся. Правда, не боги, а значительно более неприятные существа. Те, что ходят в чёрных мундирах и кричат «хайль Гитлер». Но зато в отличие от богов они смертны. Я точно знаю. Сам убивал.
* * *
– Старшина, давайте подведём итоги. Что мы поимели с гуся?
– Так, начну с вооружения. Пистолетов разных – двадцать шесть штук, маузеровские карабины и винтовки – шестьдесят две штуки, пулемёты тринадцатой модели – три штуки, все под ленточное питание, четыре автомата. Это вместе с разгромленной подмогой. Кроме того, на аэродроме захвачены две тридцатисемимиллиметровые зенитные пушки, Вальтер назвал их «Флак восемнадцать». Кроме того, с самолётов сняты десять пулемётов винтовочного калибра, пять крупнокалиберных пулемётов – три по тринадцать миллиметров и два по пятнадцать и одна двадцатимиллиметровая пушка. Большая часть авиационного вооружения требует переделки и изготовления станков или других видов крепления.
– А что с боеприпасами? – продолжал я допытываться, пытаясь осознать, что же мы всё же приобрели.
– К пистолетам и автоматам примерно шестьсот пятьдесят патронов, винтовочных больше восьми тысяч, четыре с половиной тысячи сняли только с самолётов, но там боеприпасы особые, в том числе бронебойные и зажигательные. К тринадцатимиллиметровым пулемётам тысяча двести, к пятнадцатимиллиметровым четыреста – тоже специальные, хотя бывают ли там другие, кто знает. К двадцатимиллиметровой пушке семьдесят пять снарядов, к зениткам двести восемьдесят.
– Неплохо, – улыбнулся Матвеев.
– Угу, а теперь поделите это всё на пятьсот человек, – капитан был отнюдь не в восторге от таких на первый взгляд больших цифр. – По двадцать патронов на человека?
– Да, – Жорка дёрнул себя за мочку уха, – не разжиреешь. А потратили сколько, старшина?
– Считай, пять сотен.
– Когда успели?
– Вы всё успеваете – на вас ни жратвы, ни патронов не напасёшься. Бой на аэродроме – три сотни патронов долой, засада на немцев – ещё две, да та группа, что полицаев ходила в Борки пугать, два десятка сожгла.
– Кстати, а как в Борках всё прошло? – спрашиваю Калиничева.
– Нормально. Говорят, пришли, несколько пуль полицаям в окна засандалили и отошли. Тем, естественно, не до ночных прогулок стало.
– Ясно, что ещё ценного в хозяйстве образовалось?
– Продуктов захватили, но немного, нашей ораве и на неделю не хватит, немного же медикаментов и перевязочных материалов, зато бензина, считай, четыре тонны, но он авиационный – на авто клапана прогорать будут, но вряд ли машины именно от этого испортятся.
Да, тоже так думаю, не факт, что немцы нам вообще скоро позволят с комфортом кататься.
– Ещё две бочки керосина, ну и прочая бытовая мелочь – ложки, плошки, поварешки. Электростанцию забрали, слава богу, что она на колёсном ходу была. Радиостанцию, с ней сейчас Кондратьев разбирается, сказал, что и рации с самолётов вполне можно к делу пристроить, только у них диапазон пожиже. Что это я, честно, не понял.
– Вот, вспомнил. Мне показалось, или бойцы крышу разбирали?
– Не показалось, железо там хорошее было, на землянки пойдёт, а то текут с обычным дёрном. Ещё одёжка кое-какая, в основном форма, хорошо её штопать и отстирывать не надо – вражины не успели надеть, а мы соответственно попортить. Инструмента много, в том числе и шанцевого, даже не знаю, куда девать. На обмен бы с крестьянами что пустить, но опаска есть, как бы немчура не прознала – по его виду понятно, что не наш. Бронестекла много взяли, но вроде не особенно оно и бронированное – ну на что-нибудь пойдёт. А вот настоящая броня тоже есть – пару десятков листов сняли, остальное некогда было, но это так, у нас ещё и щитки от «максимов» без дела лежат. Проводов и труб много надёргали, да и ещё масла немало слили, жаль не постное, а машинное, тоже две бочки вышло.
– Что за трубы?
– Разные, и масляные, и пневматика, на что пустить их, не знаю, но пригодятся. Вот вроде и всё, не считая личных вещей, но их бойцы больше по карманам распихали. Непорядок, конечно, но не отнимать же. Обидятся.
– Найдите тех, кто не хомячил, и премируйте. По-серьёзному – пистолеты выдайте, ещё чего, но сами разберетесь.
Откуда взялся у меня в голове сам термин «хомячить», не помню, но здесь он был неизвестен, хотя, после неоднократного повторения, вполне прижился и вопросов не вызывал.
– Сделаю.
– Если удастся ещё чего выкроить, то и тем, кто на операции не был, подкиньте. Те же мыло, бритвы, зеркала – хоть на несколько человек.
– Посмотрю, но кулаков и так не уважают, все, в общем, делятся, чем могут, а что небритых хватает, то больше от лени.
– Вот зима наступит, посмотрим, а пока пусть в порядке себя содержат. Мы же, в конце концов, не банда. Вы, товарищ капитан, поддержите старшину авторитетом.
– Есть, – Нефедов снова потёр небритый подбородок. Мне проще, я медленно обрастаю, а вот капитану и другим, кто постарше, с этим сложнее.
На этом разбор полётов закончился. Вроде пока дел особо неотложных и нет, значит, пойду к Вальтеру – надо разобраться, что за оружие нам от Люфтваффе досталось.
Немец опять был с головой в работе – на большом куске брезента лежал здоровущий агрегат, точнее, масса его частей, числом шесть. Рядом застыли двое бойцов, вероятно, опасаясь лишним движением нарушить мыслительный процесс, а может, прервать свой халявный отдых.
– Вальтер, что это за зверь и о чём ты думаешь?
– А? Извините, господин командир, я не понял вашего странного вопроса.
– Не обращай внимания, – хотел сказать «забей», но по-немецки это звучало бы ещё более странно и ввело бы нашего интернационалиста поневоле в ещё больший ступор. – В чём проблема?
– А, это? Это не зверь, это машиненгевер сто пятьдесят один, разработки фирмы Маузера. Скорее даже автоматическая пушка калибром пятнадцать миллиметров. Хорошая, надёжная и удобная, вот только стояла она на самолёте.
– И переделать нельзя?
