— Да мне перед вами, гражданин майор, финтить ни к чему, не особисты… — пожал плечами Гусев. — Все предельно просто, глупо и обидно. Получил задание. Отправился с группой на передовую. А когда преодолевали нейтралку, немец неожиданно открыл шквальный минометный огонь. Заметил что-то или просто пристреливался, попробуй теперь угадай. Залпов пять сделал, но нам хватило. Бойцов моих всех насмерть уложили, а меня контузило. Как оклемался, пополз обратно. Что одному за линией фронта делать? А дальше — сами знаете. Особый отдел, трибунал и штрафбат.
— Понятно. А готовилось наступление, разбираться не стали. Потом и вовсе не до того стало. Так?
— Начальник разведки погиб при наступлении. А новый меня не знал и заступиться не смог.
— Бывает, — кивнул Корнеев. — Годишься. Становись рядом с Андреем. Звать-то тебя как?
— Иван.
— Позывной, небось, Гусь?
— Так точно.
— Да, с фантазией у начальства, как всегда, негусто. Вопрос к остальным: кто владеет приемами рукопашного боя? Шаг вперед.
Вперед шагнуло сразу пятеро.
Корнеев оглядел последнюю пару штрафников и развел руками.
— Извините, парни, не судьба. В нашем деле одной храбрости мало, надобно еще и умение. Надеюсь, свидимся еще… в Берлине. Кругом! В расположение шагом марш… — и прибавил, не слишком громко, но отчетливо: — Легкого вам ранения, парни.
Потом повернулся к оставшимся добровольцам.
— Ты и ты, — указал пальцем, начиная с правофлангового. — Учебный бой с капитаном Малышевым. Кто из вас Василий Купченко? Ты отработаешь спарринг с лейтенантом Гусевым. Вы двое — попробуйте завалить меня. Работаем в полную силу, но предельно аккуратно. Не стоит калечить друг друга, для этого фашист имеется. Ну разобрались. На все про все — три минуты. Время пошло…
Бросившихся в атаку офицеров-штрафников рукопашниками можно было назвать только с большой натяжкой. В общем, кое-какая подготовка в рамках военного училища просматривалась, но в таком запущенном состоянии, что наставники, глядя на них, прослезились бы…
Хотя вряд ли кто в училище предполагал, что им придется схлестнуться с немцами один на один, да еще и без оружия. Вот и готовили будущих взводных командиров через пень-колоду. Ну ничего. Учитывая физические особенности каждого, по одному убойному приему еще будет время поставить.
Корнеев быстро уложил обоих своих соперников. Лишь в самом начале схватки едва не пропустил резкий тычок в печень и удачно увернулся от удара подъемом стопы под ухо. Повезло, что штрафник, проведший эту серию, был либо слишком вял, либо хотел покрасоваться. Второго шанса Корнеев ему не предоставил.
Взглянул на хронометр: схватка заняла меньше двух минут. Довольно отметил, что и Малышев не слишком от него отстал. С Гусевым было хуже, но и лейтенант уложился в отведенное время. Не помогла Купченко даже подготовка боксера. Рукопашный бой не спорт, тут другие правила. Хотя, возможно, решающую роль сыграло как раз то обстоятельство, что чемпион-полутяж был ограничен запретом наносить сопернику жесткие, нокаутирующие удары.
— В целом достаточно хорошо, — подвел итог майор. — Конечно, можно и лучше, но так тоже годится. Школа видна, а боевого применения не было. Верно? — И дождавшись утвердительных кивков, продолжил: — А теперь самое главное. Я не знаю, что каждому из вас шепнул Хохлов, поэтому говорю прямо: пойдем в тыл врага. Шанс вернуться живыми ничтожно мал. Я бы даже сказал — исчезающе мал.
Небольшая шеренга не шелохнулась.
— Для непонятливых повторяю…
— Не стоит, командир… — перебил Корнеева Малышев. — Это ж не сосунки восторженные. Боевые офицеры. Не удивлюсь, если некоторые и званиями повыше нас с тобой были.
— Да, Андрей. Наверняка ты прав, — согласился Корнеев. — Но мне не нужны герои на час! И потому прошу всех еще раз подумать и принять взвешенное решение. После того как я объясню группе предстоящую задачу, отказ будет приравниваться к дезертирству. Я жду ровно три минуты.
Корнеев посмотрел на часы. Потом вынул из планшетки лист бумаги и стал писать рапорт на имя майора Дегтяренко. Все необходимые документы потом оформит канцелярия, но хоть что-то взамен отобранных бойцов комбату он должен был оставить.
И хоть, судя по лицам, у штрафников имелся целый список вопросов, Корнеев почти не сомневался, что отказников не будет. Впрочем, все верно. Эти люди выбрали свои награды и знали цену, которую предстояло заплатить. Все остальное значения не имело. Но момент второго принятия решения имеет важный психологический фактор. Как утверждает медицина, самоубийцы, если их остановить в последний момент, за редким исключением предпринимают вторую попытку покончить с собой. Вот Корнеев и пытался таким нехитрым способом заранее отсеять из группы контингент «смертников». Тех, кто хочет не победить, а красиво умереть.
Три минуты истекли.
— Что ж, смирно! Товарищи офицеры, поздравляю! С этой минуты вы все можете считать себя снова в строю.
Переждал короткое оживление и продолжил:
— Отставить эмоции. Я сейчас договорюсь с комбатом по поводу документов и транспорта. Капитан Малышев, принимайте группу под свое командование и везите к нам. Извините, товарищи, времени в обрез. Ближе знакомиться будем в ходе подготовки к операции.
— А ты к профессору? — уточнил Малышев.
— Зачем спрашиваешь… — пожал плечами Корнеев. — Как обычно. Все, если не успею к вечеру, утром увидимся. А то и ночью подниму. Да, попутно объясните вместе с Гусевым пополнению нашу специфику. Ну и… вообще, Андрей, первый раз замужем, что ли? Ценных указаний ждешь? Работай уже. Удачи, зам…
— Удачи, командир. И это… спасибо.
— Пошел в… сам знаешь куда.
— Знаю, — улыбнулся Малышев. — Поэтому и благодарю.
И офицеры быстро, словно стесняясь, крепко обнялись.
Полковник Стеклов ужинал. Просторная комната на первом этаже особняка была отведена под столовую еще хозяевами. И если б не заклеенные газетами окна, видимые сквозь неплотно затянутые шторы, профессора вполне можно было представить за этим столом в теплом семейном кругу. И не наворачивающего кашу ложкой из металлической миски, а чинно вкушающим, за столом, застеленным накрахмаленной скатертью, с ножом и вилкой, какую-то замысловатую трапезу, поданную на фарфоровом сервизе на двенадцать персон.
Вот только не было у полковника Стеклова никого. «Ленинград…» — отвечал полковник, если кто-то спрашивал его о семье. И больше ничего не добавлял. Да и зачем? Разве нашелся бы хоть один человек, который не знал о трагедии и мужестве мирных жителей города на Неве? О блокаде! О подвиге ленинградцев, которые тысячами умирали в голодном кольце, но так и не сдались на милость врага. Родные Стеклова тоже остались там навсегда…
