– Жутко? – понимающе спросил Звездочет – Да, тут многим поначалу бывает жутко, потом привыкаешь, не замечаешь всего этого, принимаешь как должное, словно так было всегда, словно так и должно быть. Это ведь крохи, Лист, раньше тут вообще было не пройти, сплошное ржавое кладбище, потом как-то разметало их аномалиями, разрывая на куски и сминая словно фольгу, только скрежет и лязг со всех сторон, вой умирающего железа даже на Кордоне было слышно, казалось, что выла сама Зона. Мертвое железо и то, оказывается, способно плакать. Те, что подальше, да поглубже в земле, те остались, уцелели, видимо Зона их в напоминание оставила, что бы помнили. Потом появились циркулярки, никто не знает точно, когда и откуда они вылезли, но облюбовали они этот самый коридор до жути, из-за танков, наверное. Ни проходу, ни житья от них не стало. Подойдет, значит, такая дура к танку и грызет его, глодательный аппарат в самый раз, позволяет, может от того у них и панцирь такой непробиваемый, вступил во взаимодействие с железом и переродился в некий химерный биологический полисплав. Кто его знает, но никто из первых рук выяснять не пробовал. Одно спасение, что циркулярки плохо видят, но вот слышат замечательно, да и нюх у них дай Боже.
Со стороны болот раздался унылый, протяжный вой изголодавшейся твари, затем еще один и еще. Насторожившаяся циркулярка прытко выскочила из задуманного ею метростроя, прислушалась к вою и, сотрясая землю ломанулась сквозь заросли бурьяна в сторону нарушителей покоя, с глухим лязгом протискиваясь сквозь кладбище танков. Сталкеров не надо было упрашивать дважды, как только очередной танк возвестил, что циркулярка опять не вписалась в поворот, они сорвались с места и, обогнув яму, поспешили как можно быстрее миновать опасный участок.
Оставив кладбище позади Звездочет, тщательно выбрал место для короткого привала, и едва Лист успел опуститься наземь и прислонится спиной к камню, прикрыв глаза, как тут же пискнул голем прося выйти на связь.
– Слушаю – устало пробормотал Лист.
– Извини, что отвлекаю от отдыха, но я засек аларм-маячок, тревожная волна. Включить?
– Конечно, включай.
Раздалось шуршание, и сквозь забиваемый помехами эфир прорвался голос:
– Мать, да есть тут кто-нибудь рядом… да сколько же их… идут из Гулькиного яра… быстрее… координаты…
Лист подхватился на ноги, и Звездочет забил обойму в винторез:
– Держи пеленг, мой голем взял координаты, видимо там совсем худо. Старайся не отставать, ну а там по ситуации, главное не теряйся из виду и прикрывай спину, а то живо затопчут.
Звездочет перешёл на бег, и Лист едва успевал фиксировать аномалии, которые подсвечивал голем, но, несмотря на это он несколько раз едва не провалился в «холодец», который был присыпан полусгнившими листьями и который успел заметить в самый последний момент по подозрительному шевелению, отскочив в заросли жгучей крапивы. Ошпарив руки в крапиве и вскарабкавшись по скользкому глиняному склону, они пронеслись через небольшой относительно чистый от аномалий подлесок, выскочив на заросшее мхом ветхое полуразрушенное здание, откуда доносились скупые захлебывающиеся очереди. Вокруг дома бесновалась стая, с каждым мигом из-под развесистых деревьев выскакивали серые сгорбленные спины, вливаясь в хоровод оскаленных пастей. Лист дал короткую очередь, и пули с противным визгом вспороли землю перед собаками, что норовили запрыгнуть внутрь. Пока слепыши соображали, откуда раздается очередь, Звездочет выхватил из подсумка гранату и швырнул в самую гущу вертящейся стаи. Глухо ахнул взрыв, во все стороны полетели комья земли, и осколки с противным визгом ударили по деревьям. Звездочет влетел вглубь дома, ударом приклада отбросил бросившуюся в горло псину:
– Наверх – указал он на обрушившиеся внутрь балки – отсекай их от леса, не давай высунутся, а я займусь раненным и пощёлкаю тех, что на низу.
Неприкаянный белкой вспорхнул по скользким подгнившим балкам, которые густо обросли пышной бахромой бело-сизого грибка и, оказавшись наверху, дал очередь по хороводу, что кружилась у провала стены. Раздался визг и несколько слепышей кувырнулись мордами в землю. Из леса выбежало несколько особей, поддерживая общее поле стаи, и начали раскачивать глаза, не давая прицелится.
– Выведи изображение на сетчатку.
– Что?
– Делай что говорю, я знаю, ты можешь подключиться к нервной системе, хоть никогда не делал этого раньше.
– Это запрещено.
– Кем запрещено? Мать вашу… – ругнулся Лист перещёлкивая обойму – голем не может своим действием или бездействием допустить вред человеку, следовательно…
Он запнулся на полуслове, его тяжело толкнула в грудь общая пси волна стаи, сбивая дыхание и ослепляя глаза.
– Если нас тут порвут на клочки – он мотнул головой, стряхивая наваждение, и дал очередь по мелькающим среди деревьев спинам – то ты своим бездействием нарушишь этот принцип. Высший приоритет упраздняет низший.
– Принято – согласился голем – запрет на нейрослияние снят.
Листу показалось, что ему на голову внезапно вылили ведро кипящей воды, колючая огненная волна рывком прошла по позвоночнику, оставляя ощущение звенящей тишины в которой осталось лишь мерное, глухое биение сердца. Дыхание замерло, мир стал восприниматься, словно через некую пелену: пространство потеряло резкость, стало тягучим, медленным как при замедленной сьемке, глаза начали фиксировать смазанные, недоступные человеческому глазу части спектрального излучения. Слепыши двигались медлительно, их окружало плотное, едко-красное поле ненависти, что сливалось в общую сеть, и уходило вглубь леса. Лист поднял автомат, ожидая, что он будет подниматься медленно, но к удивлению не заметил никакой разницы. Пальцы переключили автомат на одиночные выстрелы, и он взял на мушку ближайшего пса. Едва он это сделал, как багровое свечение вокруг пса усилилось, и он начал раздваиваться и плыть, но сознание успевало зафиксировать траекторию движения и следующий хаотический прыжок. Сухо, протяжно щелкнул выстрел, пуля еще вылетала из ствола, а он видел как траектория слепыша и пули пересекается через пол прыжка. Пес с громким и протяжным визгом еще опрокидывался в кусты, а мушка успела совместиться со следующей горящей ненавистью головой.
Раз-два-три-четыре… выстрел, сместить прицел… пса подбрасывает в воздух… раз-два-три-четыре… выстрел, сместить прицел… следующий вертясь волчком врезался в сосну… раз-два-три-четыре… взрыв алых брызг… раз-два-три-четыре…
Жгучая, удушливая волна ненависти спала, откатилась подобно отливу, сменившись смятением и замешательством. Едко-красное поле, объединяющее разрозненных трусоватых слепых псов в стаю внезапно рассыпалось, грубо разрывая связи, и слепыши беспорядочно заметались по опушке. За деревьями медленно расцвел огненный цветок, и он упал навзничь, прижимаясь к балке и закрывая слезящиеся глаза. Над головой величественным протуберанцем пронеслась огненная волна, опаляя нестерпимо жарким дыханием, и лишь спустя мгновение раздался звук взрыва. Лист привстал, сметая пепел обуглившегося мха, подхватил автомат и оглянулся. Со стороны Свалки сквозь поток застывшего времени к сторожке медленно продирались двое сталкеров, на ходу перезаряжая автоматы и добивая уцелевших псов. Лист хотел было махнуть рукой или подать сигнал, но неожиданно остановился, заметив, что один из них на полном ходу летел в разворачивающуюся перед ним «полынью». Предупредить об опасности он не успевал, звук голоса долетит с опозданием, когда будет уже слишком поздно, и тогда он выстрелил. Пуля медленно вылетела со ствола, прорываясь сквозь толщу плотного воздуха и прошла над самой аномалией. «Полынья» жадно взметнулась за пулей, образовывая тугую ударную волну сбивая и отбрасывая сталкеров в сторону. Ощущая, что мир начинает темнеть и кружиться перед глазами, теряя ориентацию, он скатился по скользким балкам вниз, тяжело рухнув на прогнившие доски пола, отбросил лежащего на Звездочете, вцепившегося у самого горла в винторез пса, и благополучно потерял сознание.
