У него даже лицо выглядит как маска, потому что никакой мимики нет. И дышать тяжело, потому что спазм диафрагмы имеется постоянно. Оттого и постоянное ощущение комка в груди. А чтобы он на работу пошел – такие герои встречаются не чаще героев настоящих. Так что депрессия звезд из журналов похожа на депрессию приблизительно так, как ванна с морской солью на Черное море. Масштаб примерно такой же.
А как было со мной? А вот так – проснулся я от утреннего холода. Руки и ноги замерзли, спине тоже немного холодно, ибо сполз во сне с покрывала на землю. Пора вставать. Встал, распахнул дверь и остолбенел. А был я ну явно не там, где засыпал. Никакого недоубранного огорода, никакой Атакаевской щели. А нахожусь я в сосновом лесу. И сосны не крымские, которых у нас полным-полно, а мачтовые. Рядом еще какой-то полуразваленный деревянный домик и остатки забора. Бросил взгляд назад – все вроде то же самое, что и вчера. Покрывало, мои вещи на столике, черенок лопаты в углу, собранные мною дрова.
Вновь повернулся ко входу – а чужой лес никуда не делся. И все остальное тоже. Неужели это вернулась моя болезнь? Я подбежал к забору, потрогал его – да, он есть. Реальный, покосившийся, из сто лет не крашенного штакетника. Прибежал обратно – мои дрова и фляжка с кружкой на том же месте.
То есть внутри будочки – вчерашний день, а вне ее – иная реальность, иное время и иное место.
Можно даже стать одной ногой в одно время и место, а другой – в другое. Я очень сильно захотел это сделать, но испугался: вдруг, став так, я окажусь над неким разломом, и он будет расширяться, разрывая мое тело и сознание?
Поэтому я сделал не это, а забежал в будочку и захлопнул за собой дверь. И сидел в темноте, ожидая, что вновь станет холодно или тепло и я после этого вернусь обратно. Потом мне рассказали, что так ведут себя все, попав туда. Или почти все. Так что, как ни странно, я поступил как нормальный человек. И ждал, что кошмар уйдет. Но когда вновь я открыл дверь, ничто не изменилось. Забор, сосны, домик, чужое небо и чужой мир. И я уже однозначно в нем. И вернуться не получается. Дверь обратно не пускает, фарш не возвращается обратно свиньей. Понял я это не сразу, но понял. А до того были и паника, и лихорадочные попытки уйти назад в закрытую дверь. Смирившись с неизбежным и безвозвратно происшедшим, стал разводить костерок. Начну день с чая, а потом пойду. А куда идти? А кто его знает. Но раз вокруг лес и развалины, значит, здесь никто не живет. Значит, надо идти к людям. Найду какую-то дорогу и по ней пойду.
А пока разведу костерок, чай согрею. Ну и в домик загляну – вдруг там что-то полезное еще имеется. Жаль, огород остался во вчера: картошка бы пригодилась в этом непонятном месте. Заварку я в кипяток засыпал, жду, когда он заварится и остынет до нужной степени. Я могу пить и очень горячий, но прослышал уже давно, что когда пьешь чрезмерно горячий чай – это может привести к раку пищевода.
На меня это сильно подействовало, и я с тех пор избегал пить очень горячий чай. Тогда я еще не болел и мог строить планы на будущее – доживу до пенсии, будет у меня двое детей, построю дачу где-то под Новороссийском и буду на ней летний отпуск проводить…
Теперь у меня планы обычно не дольше чем на несколько дней, и лишь иногда на месяц. А на еще большие сроки – только прикидочно. ЕСЛИ вырастет урожай, то его уберу. ЕСЛИ вырастут сорняки – буду их выпалывать. Положение обязывает. Хотя мне врачи говорили, что сейчас такие больные, как я, живут не менее долго, чем здоровые. А зачастую и детей у них больше, чем у здоровых.
А пока чай настаивался, я решал сложный вопрос бытия: доесть бутерброд или оставить кусочек на будущее? Именно так. Sictransitgloriamundi[1]. Именно.
Или: «Я телом в прахе истлеваю, умом – громам повелеваю». Переходя от глобальных вопросов к вопросу: «Доесть бутерброд или нет?»
С одной стороны, запасец иметь не мешало бы, с другой – а сколько там хлеба останется в запас? Самый мизер. Победило желание поесть, хотя жаба и пыталась трепыхаться и командовать.
Что интересно, ел и кипятил чай я в закрытой будке. Не мог все привыкнуть к иному миру. Хотя в незнакомом мире желательно было бы за ним следить, а то подкрадется к тебе какая-то хищная тварь, а ты вовремя ее не заметишь. Но что ж с натурой своей поделаешь…
Доел. А вот теперь надо куда-то идти, хоть и не хочется. Но ожидать, что наступит ночь, подует прежний ветер и будка вновь вернется в Атакаевскую щель из путешествия между мирами, не стоит. Сидеть и просто ожидать людей – тоже не стоит, ибо нет никаких запасов. Воды – полфляги, еды нет совсем. А схожу-ка я гляну на домик и вокруг – может, там хоть запас воды пополнить удастся. Родничок там или колодец… Или железяка какая полезная заваляется. Добыть что-то «в рассуждении чего бы поесть» – на это надежды нет.
Уложил в сумку все, что в мытье не нуждается, грязную кружку в руки взял и вышел на свет нового и опасного мира. Покрывало оставил в будке. Спасибо хозяину, что дал возможность воспользоваться, а забирать его не нужно. Не я его заволок черт знает куда, и не мне его дальше волочь. И пошел исследовать округу.
Огород ничего питательного не принес, кроме сухого бурьяна, забор меня тоже ничем не заинтересовал. За домом оказался давно сгоревший сарай или что-то в этом роде. Рядом в сухой траве притаилось старое тележное колесо. Еще из тех, которые целиком деревянные. А вот и колодец есть. Это отрадно, хотя ворот совсем разболтанный, так и норовит соскочить.
Поднял ведро с водой. Ведро старое, деревянное, разбухшее от лежания в воде. Водичка холодненькая. А можно ли ее пить? Хозяев нет, и, видать, даже не один год. Может, пока они отсутствуют, в колодец какая-то живность свалилась и сдохла? А я выпью настойку этой живности на колодезной воде. И будет мне шведская месть непокорным полтавчанам, но без всякой надежды на Панянку…
Вы хотите про это знать? Воля ваша, только не вовремя, вы ведь только поели…
Не страшно? Ну, пусть будет так. После победного сражения 1700 убитых русских солдат свезли в огромную братскую могилу (или несколько), и над ними насыпали курган. Почему-то место это называется Шведская могила, хотя шведы там не лежат. Разве что случайно один затесался.
А шведская могила подальше. Покойных шведов, которых было не то пять, не то семь тысяч, сволокли в Яковчанские овраги и там оставили на радость местной флоре и фауне. Может, их чуток присыпали, может, и не собрались, но могила их – овраги. Теперь вы знаете происхождение слова «сволочь». Собственно, я местных жителей не виню за такое нетолерантное отношение к туристам. Шведы в этой войне прославились истреблением русских пленных, в том числе и взятый в плен фельдмаршал Реншильд. Но для него петли не нашлось. Потому критиковать местных жителей можно только за незнание гигиены и санитарии. Ибо через год зараза из шведских потрохов дошла до подпочвенных вод, и в Полтаве развилась эпидемия какой-то кишечной хвори. Наверное, это было нечто вроде «сталинградского колита», которым болели жители и солдаты в окрестностях города в сорок третьем году. Итого полтавчане болели и мерли, не зная, как спастись от такой напасти.
