— Постой тут, я наверх загляну, — сказал я Федьке.
Тут окна большие, так что вообще беды ждать не следовало. Я, не слишком даже хоронясь, поднялся по трапу и заглянул в ходовую. Да, тут не спрячешься. Место рулевого, стол письменный у окна, возле него кресло не слишком судового вида, явно с берега. Рабочий кабинет Серых заодно? Может быть, почему бы и нет.
— Че там? — спросил Федька, когда я спустился вниз.
— Чисто. Пошли ниже.
В низу были двери в гальюн и в машину. Но и в машинном отделении не было ничего опасного и даже интересного. Большой замасленный двигатель с торчащими как лианы проводами, какие-то баки, с горючим, наверное, через небольшие грязноватые иллюминаторы свет пробивается, тоже не слишком чистый. Присутствия Тьмы даже организмом не чувствуешь, что на таком от нее расстоянии противоестественно. Опять же вода спасает?
Трюм заинтересовал больше. Из него вела дверь в форпик — «таранный», так сказать, отсек. И там обнаружился грубый дощатый настил на полу и несколько старых и грязных одеял, брошенных на него. У самой двери валялась алюминиевая миска.
— Ни хрена себе, — сказал Федька. — Это чем ученый Серых занимался?
— На «зиндан» похоже.
— Зиндан — яма, — поправил он меня.
— У нас бандюки так называли любое место, где забранного человека можно было запереть.
— Ага, тогда похоже, — кивнул он. — Кого-то здесь точно держали.
— Держали. С помощью Паши. С помощью Паши, — повторил я, обернувшись к Федьке. — Мы с ним поосторожней теперь, лады?
Федька только кивнул.
Нехорошее какое-то судно получается. Как-то сразу подвал вспомнился с мучительски сожженной Скляр. Там ведь тоже проход искали.
А вообще трюм был пуст и даже чисто выметен, похоже. И вообще на судне было пусто и, кажется, безопасно.
— Федь, свистни Ивана, — обернулся я к товарищу. — А я пока тут погляжу, что тут к чему.
— А на катере кто?
— А на хрена там кому-то быть? Спокойно же. Пулеметы притащите, разве что, на всякий случай.
— Ну… да, оно и верно, — согласился со мной Федька и, повернувшись, побежал на корму, к трапу.
Дела Фермы — это дела Фермы, а у нас в этом деле и свой интерес имеется. Снова включив фонарь под стволом автомата, я зашел в импровизированную тюремную камеру, огляделся. Первое, что увидел — наручники, одним кольцом продетые в скобу, торчащую из шпангоута. Присел, поболтал из пальцем на короткой трехзвенной цепочке.
А вообще интересно… что-то я сомневаюсь, что здесь можно много наручников найти. Я ведь старые книги читал, и немало — не было тогда у каждого милиционера по комплекту, разве что в рассказах про НКВД иногда упоминались. И, кстати, они были импортные, насколько я помню. Ну, это о нашей действительности.
Так… и на этих какая-то непонятная маркировка, но буквы латинские. RMW, кажется. Импорт. Или трофей. Интересно, откуда они могли взяться? У кого они в городе есть? И почему их тут оставили, кстати? Не нужны больше? Наверняка среди тех, кому они могут понадобиться, предмет это ценный.
Что еще… что еще? Одеяла грязные, но не очень, так что на них не сотни узников посидеть успели. Просто в самом отсеке не слишком чисто, вот и испачкались. Мелькнула было мысль о вшах, но я от нее отмахнулся — они бы без тепла за столько времени давно передохли, да и кажется мне, что вряд ли они здесь успевали заводиться.
Когда я увидел нацарапанную на деревянном брусе надпись, я даже удивился не очень. Видна она была еле-еле, это не гвоздем было сделано и не ножом, а чем-то… чем-то таким, в общем, что дереве еле-еле подалось. Но надпись была и читалась: «Алевтина Скляр, Дедовск-Углегорск».
Вот так.
Адаптанты, говорите?
Я провалился?
Серых искал способы прохода?
Уехала в Сальцево?
Стоп. Эту баржу уже семь месяцев как ищут, даже больше, а я провалился куда позже. Что-то здесь не так.
Мысли выскакивали в мозгу как символы в окошечке игрального автомата. Какие-то куски головоломки соединялись, какие-то распадались, порядка пока не было никакого. Но зато появилась твердая уверенность в том, что я что-то ухватил. Какой-то конец веревочки, торчащий из клубка.
Так… что делать будем? Ивану говорить? А ему это зачем знать? Нет, ему пока не надо. Может и надо, но позже, в удачный момент, и на взаимовыгодной основе, информация за информацию и никак иначе. И после того, как я сам все это обмозгую. Достал из кармана ключ от квартиры и его круглой головкой быстренько затер едва видную надпись. Поднялся на ноги, обернулся и столкнулся с Федькой, снова спустившимся в трюм.
— Ивана позвал?
— Ага, уже в рубке, сразу какие-то бумаги нашел, копается. А у тебя чего?
Убедившись, что Иван нас точно не услышал, рассказал ему про находки. Федька только присвистнул и сбил «фураньку» на затылок.
— Хрена себе! Так… а Серега сказал, что в Сальцеве она и не появлялась. Так?
— Ну, — кивнул я. — Скорее всего так и было. «Карась»-то наш, углегорский. На нем и уплыла. И через КПП проходить не надо было, в порт кто хочешь шляется. Странно это, кстати.
— А чего странного? — удивился Федька. — Там же почти все за день по двадцать раз заходят-выходят, сдуреешь всех регистрировать. Только выход судов записывается, но там сам понимаешь, контроля никакого. С грузом половину города можно вывезти.
— А груз их где, кстати? — огляделся я. — Не может быть, чтобы они просто порожняком ходили. Им же и бабки были нужны, жрать-заправляться надо, и подозрительно просто.
— В порту можно выяснить, есть с кем перетереть, — Федька вышел из «зиндана» и оглядел пустынный трюм. — Грузы регистрируются. Даже если косячно, левой ногой, то все равно можно два и два сложить, прикинуть с чем ходили и куда.
— Так и сделаем.
Над краем открытого люка появился Иван, заглянул вниз, крикнув:
— Нашли что-то?
— Не, Вань, особо ничего. Про камеру тебе Федька сказал уже?
— Нет, — удивился тот. — Какую камеру?
— Сюда спускайся.
«Зиндан» он все равно найдет, это без вопросов, зато уже в нем ничего лишнего не будет. Мы пока сами, а там посмотрим.
* * *
Иван нашел много бумаг, да все не те, что надо. Хоть и облегчил нам с Федькой дальнейшие поиски, потому что в бумагах оказалась пачка заполненных товарных накладных, приходники да расходники, которые я сначала небрежно отбросил в угол, а потом, когда Иван вышел, аккуратно переложил себе в рюкзак, под фонарную батарею. Если спросит — так вот они, я подобрал, а не спросит, то: «Выбросили, забыл, что ли?» А разберем уже позже, когда вернемся.
Дальше взялись за настоящий обыск, обшаривая все, но ничего интересного не нашли. Так, какие-то забытые личные вещи вроде зубной щетки, старой перчатки, рваный дождевик и тому подобное барахло. Иван выглядел мрачно, он явно на что-то рассчитывал.
