Илья смотрел в это непримечательное лицо. Остальные переглядывались. Тридцать часов. Оля в Поле уже почти двадцать. Осталось всего десять. А сигнал будет держаться, пока она не умрет. Еще месяц. И единственный выход — сделать так, чтобы сигнал оборвался раньше. Просто уничтожить организм, посылающий сигнал.
“Представь только, что тебе предложат твои тридцать сребреников, твой шанс спасти мир, — за то, чтоб ты меня убил. Неужели откажешься? От тебя уже ничего не зависит. Уже и финал определен. Сейчас ты, может, и скажешь, что не хочешь, а тогда… Когда наступит это “тогда”, ты меня убьешь”.
Она опять не ошиблась.
Игорь встал, горделиво щурясь. Потом пристально посмотрел на Илью, наклонился вперед, оперся о край стола:
— Ты ведь всегда мечтал спасти мир? Да? Даже говорил, мол, это твои тридцать сребреников, за которые ты предашь все и всех. Я дам тебе такую возможность. — Игорь выпрямился, вынул из наплечной кобуры пистолет, аккуратно положил перед Ильей. — Вот твоя возможность спасти мир. Твои тридцать сребреников. Только тебе решать, пристрелить ли Олю ради мира… или обречь человечество на гибель. И у тебя почти нет времени на принятие этого решения.
Илья взял пистолет. Оттянул затвор, проверил обойму. На ладонь выкатился один-единственный патрон.
— Я не стал портить тебе удовольствие, — усмехнулся Игорь. — Подумал, тебе, наверное, будет приятно стоять над ней, решая, куда стрелять. А потом передернуть затвор…
Илья так и сделал. Передернул затвор. Выстрелом Игорю снесло верхнюю половину черепа.
— Дурак, — сказало то, что осталось от головы Игоря. — Ты же все равно этим ничего не изменишь. Зло срываешь? Смешно. Ты вообще больше ничего не можешь изменить. Поздно.
Игорь задрожал и растворился в воздухе. Витька завистливо вздохнул:
— Всю жизнь мечтал услышать такие слова — и их сказали не мне!
Илья пристально посмотрел на него… и понял. Как там Игорь сказал? Стихийный “рут” из Московья? Поймал себя на том, что было у него такое подозрение, думал он, что Оля могла просто запереться дома и отключить телефон. И в самом-то деле, где ей будет безопасней всего? А о том, что она “рут”, она наверняка к этому моменту уже догадалась.
Виктор с тяжким вздохом протянул ему бутылку:
— На! От сердца отрываю.
— Зачем? — удивился Илья. — Я не пью.
— Вот и хорошо, — согласился Витька. — Пить вредно. Пьяным в Поле вход заказан.
— Не понял, — насторожился Илья.
— А чего тут непонятного? Кому на Руси везет? Дуракам и пьяным.
Илья, все равно ничего не понявший, спрятал бутылку за пазуху ветровки, огляделся по сторонам, проверяя, не понадобится ли ему что-нибудь. Вроде ничего не нужно. Направился к двери.
— Ты куда? — окликнул его Котляков.
— В Московье, — весело отозвался Илья. — Делать собачью работу — мир спасать.
— Погоди, я с тобой.
— И я тогда, — поднялся Черненко.
— Знаете что? — Бондарчук быстро вставил аккумуляторы в мобильный сканер. — Пойду-ка и я с ними.
И бегом догнал спасательную бригаду.
* * *
05-08-2084, суббота
Улан-Удэ — Московье
Стратолета пришлось ждать почти час. Сам прыжок показался невыносимо длинным. Илья физически ощущал мучительно медленное течение времени. Секунды черепашьими темпами наползали на него, потом лениво стекали, как смола при минус тридцати.
Московье. “Ступино”. Два с половиной часа на метро до Дубны. Илья скрипнул зубами, но сдержался, чтоб не пнуть какой-нибудь угол.
— Сигнал держится, — сухо проинформировал Бондарчук.
Они шли по улице как зондеркоманда. Народ разбегался в стороны. Илья готов был снести любого, кто окажется на пути.
На лестничной клетке чуть не повернул влево, по привычке. Вовремя вспомнил, что Оля живет напротив квартиры его родителей. Положил руку на косяк. Он и без сканера мог бы сказать, что Оля внутри. И одна. Такую напряженность Поля нормальный человек вынести не может, уйдет. Тут блокатору через два часа дурно станет. А сигнал держится больше суток… И до конца света осталось менее пяти часов.
Отошел на шаг, осмотрел дверь. Открывается наружу, без ключей не открыть, а без домкрата не выбить. Ч-черт, они еще и здесь провозятся…
— Шур, у тебя пушка есть? А то я свою сдал, когда увольнялся.
В ладонь лег плоский табельный пистолет. Двадцать второй калибр, мелочь, но чтоб высадить замок, хватит.
Дверь загородил Котляков. Бледный до синевы, глаза сверкают:
— Ты что, убьешь ее?!
Илья молчал.
— Ты не имеешь права. Ты не можешь этого сделать! — возмущался Котляков. — Если ты… Ты обязан сначала перепробовать все другие пути.
— Их нет, — невыразительно сказал Илья. — Тебе ж русским языком сказали.
— А мне плевать! Ты… слушай, если ты сам перессал, тогда пусти меня. У меня тоже есть ступень, дай тогда мне хоть попытаться.
— Да что ты сделаешь со своей половинкой, да еще и после того, как на Филькиного кретина выложился?!
— Я попробую, — настаивал Котляков.
За спиной послышался скрип, Илья обернулся:
— Привет, пап.
Отец смотрел на него дикими глазами.
— У тебя домкрата не найдется? — шутливым тоном, совершенно не вязавшимся с холодными глазами, спросил Илья. — А то мне стрелять в подъезде придется.
— Зачем? — тихо спросил отец.
— Чтоб дверь открыть.
Отец молчал и не двигался. Илья подошел ближе:
— Пап, Оля оказалась “рутом”. С высшей ступенью.
Отец смотрел ему в глаза. Как же он постарел, думал Илья…
— Ты понимаешь, что это чужая квартира? И что вламываться в нее — преступление? — выговаривал отец.
Илья не мог понять, зачем отец говорит ему все это. И с грустью думал, что в последнее время он разучился понимать даже родного отца.
— Оля там. И она двадцать пять часов в Поле. Она не может выйти сама, а если не выйдет, то вот тут-то и будет разделение Поля, — терпеливо объяснил Илья.
— Ты ей уже ничем не поможешь. И никому не поможешь. Звони в Особый отдел, они сами справятся.
Илья стоял, опираясь на косяк, и смотрел на отца. Спокойно смотрел. Он просто не мог понять, о чем говорит отец. Совсем.
— Так у тебя есть домкрат?
Отец недовольно скривился. Ушел, вернулся с набором ключей:
— Она их часто теряет, поэтому дубликат у нас оставляет.
Оттер Илью плечом, пошел вперед. Открыл замки.
В квартире было сухо. Так сухо, что воздух трещал. Илья почувствовал, как мгновенно пересыхают губы и слизистая глаз. От одуряющего запаха сандала кружилась голова. Ого…
Оля сидела за столом в гостиной. И со спины казалось, что просто задремала, уронив голову на руки. Вот только пальчики были покрыты облезлой бумагой вместо кожи, бумагой, давно расшелушившейся на суставах так, что были видны кости. Юра Семенов, умиравший на глазах Ильи, выглядел все-таки посвежей. Господи, как поздно…
