В общем, хоть и готово всё для жизни в тёплом отсеке, но заходит туда Мишка только по делу. А обитает в полухолодной части, где достаточно тепло, пока нет морозов. И совсем не тесно. И между стеной и печкой пространство подходящее. Поднять здесь пол на двадцать сантиметров утрамбовывая глину на откос — работы на пару часов. Два плетня соорудить да куски коры к ним изнутри приладить на те же мочальные верёвочки, лавочку собрать, подставку для горшка с горячей водой, трапик под ноги связать — вот и вся банька.
Сразу и опробовал. А вот лезть в эти штаны такому чистому — ну совсем неохота. Постирал с золой, выполоскал. Хорошо, что он сюда жёлоб от своего ручейка проложил, незачем из тепла в эту промозглую сырость выскакивать. Посдит в тепле, глядишь и пройдет у него простуда, наконец-то.
Если уж на то пошло, он еще одну канаву позднее прокопает, немного глубже. И оборудует её специфически. Чтобы и по санитарно-техничекским вопросам иметь подходящие условия в пределах ограниченно отапливаемого объёма. В морозы-то, когда ручеёк замёрзнет, конечно, вернётся к характерному для дикой природы способу оправления естественных надобностей. А пока холодов настоящих нет, он может себя и побаловать.
Завтра этим займется, когда одежда высохнет. А пока его дело — печку топить и не мёрзнуть. Ни одной нитки ведь нет на теле.
* * *
Желание быть чистым привело Мишку к неважным последствиям сразу после его реализации. Стихавший помаленьку кашель возобновился с новой силой. Буквально выворачивало порой. Так и сидел в помещении, никуда не высовывался. Хорошо, что дрова не все закончились и съестные припасы в достатке. Погода нынче совсем нехороша. Дождь буквально висит в воздухе занудливой дымкой. Ветра нет, но воздух отнимает тепло сквозь тонкую спецовочную куртку, футболку и две потёртые кроличьи шкурки.
А ему худо. Всё валится из рук, буквально вышибаемое сотрясениями тела при кашле. Дверь, сплетённая из лозы и покрытая корой, не так уж плотно закрывает вход. Сырой, промозглый воздух нет-нет, да и лизнёт по ногам. Носки давно сношены и заменены портянками из кроличьей шкурки. Плохо они защищают. И Мишке плохо.
В открывшуюся дверь входят двое. Питамакан и неандерталец поменьше ростом. У него в руках два мешка — маленький и средних размеров. А старый знакомец держит большой тюк. В знак приветствия выдал им ленинское определение материи, и неважно разобрал имя второго гостя.
Питамакан, впрочем, сразу исчез, а маленький гость, положив свою поклажу на пол, захлопотал, распечатывая самый крупный пакунок. Голос его звучал всё время и до Мишки доносился, словно сквозь вату. Поплыл, кажется.
Потом сильные руки большого неандертальца вытряхивали хозяина дома из одежды, в глотку лилась теплая тягучая горечь из чашки, тело растирали чем-то липуче-щипучим, да еще и пахнущим весьма специфчески. И чего ради, спрашивается, человек строил баню и намывался в ней, если его всего выпачкивают. Потом была уютная мягкость мехов. И ещё одна мякость, но упругая и дразнящая. Под его одеялом оказалась решительно настроенная женщина, и ему пришлось с этим что-то делать. Вспотел и отключился.
Проснулся вялым, благостным и каким-то спелёнутым. В одеяло закрутился. Выпутался и, оставаясь на своём топчане, осмотрелся. Дрова в печке горят, но заслонка расколота, так что на месте только её половина. Кирпичи на входе в топку лежат с перекосами и явно не все. На треснувшей плите, облизываемые сквозь щель пламенем, греются два булыжника. Кожаный котёл подвешен на ремнях к одной из жердей перекрытия, и из него идёт пар. Скорее всего, здесь дымно и влажно, но он принюхался ко всему этому, пока спал. К гадалке не ходи — тут похозяйничали дикари.
Меньший из неандертальцев в одних штанах сидит на шкуре прямо на полу и кормит грудью маленький мешок, что принёс с собой. Форма груди, кстати, совершенна. И никакой волосатости. Прямые чёрные волосы заплетены в две косы и уходят за спину. Лицо, может и скуластенькое немного, но на человеческий вкус миленькое. Ха! Так Питамакан ему кроманьонку привел. Причём хорошенькую. Это он поначалу, когда смотрел на женщину в одёжке, переусердствовал с методом подобия. Болел, наверно.
А молодая мама поковырялась палочкой в кожаном котле и на куске коры протянула ему какие-то комки. Что она сказала — не понял. Следил за тем, как управляется одной рукой — свёрток-то с дитятей так и не отпустила и кормление не прервала.
Похоже на отварную печень. Нежненько так.
* * *
Прежде всего, выяснил, что зовут кроманьонку Айн. Имя, как имя. Только вот короткое уж очень. Явно ведь одно слово на ихнем языке. Питамакан — это может быть и целое предложение. Что-нибудь вроде: «Горный орёл на вершине Кавказа». А здесь, наверное «Крыса», или «Белка». А может быть «Полено» или «Камень». Дикари метко друг друга называют, как он читал.
Первым делом обучил это слегка разумное существо обращению с печкой и приготовлению пищи в горшках, а не в кожаном котле, куда забрасываются нагретые в пламени камни. После чего был напоен горечью, на этот раз в виде растопленного жира, пахнущего всеми клоаками мира, натёрт щипучей мазью с не менее выразительным букетом. Затем — сеанс физиотерапии.
Нельзя сказать, что Мишка почувствовал себя изнасилованным, но стимуляция к нему была применена энергичная, что привело к активным согласованным действиям, после которых он стремительно отключился. Шаманизм, однако.
* * *
Следующего сеанса лечения ждал даже с некоторым нетерпением. И не разочаровался. С женщиной старался обращаться поосторожней, отчего процедура потребовала заметно меньшего напряжения и, кажется, доставила «лекарю» чувство удовлетворения от содеянного.
* * *
Болеет Мишка в теплой части своей землянки. Дверной проём занавешен тяжелой шкурой, а не хлипкой дверкой. Ровно и бездымно горит печка. Восстановил он её, поправил вывороченные кирпичи. Керамические заслонка и плита у него нашлись запасные. Конечно, трещинки пошли по невысохшей после ремонта глине, но это — чисто внешние несовершенства. Тяга хорошая, дым в помещение не прорывается.
Дикарка его удивила. Прокопала канавку от входа к топке, накрыла сверху кирпичами, что лежали под навесом, и заровняла пол глиной. Понимают кроманьонцы в том, что пламени требуется воздух. И вентиляция работает, и в землянке сухо и тепло. Отблески пламени из не совсем плотно прикрытой топки дают скудное освещение, однако ориентироваться можно. Пища готовится в горшках. Преимущественно мясная. Айн после Мишкиного показа частенько тушит мясо, прибавляя к нему корешки, которых он так и не разыскал, а вот местные повара с их свойствами знакомы и применяют широко.
