Игорь не стал задерживаться на улице — вошел, снимая свою немецкую егерку. Странно было оказаться в пустом зальчике, словно висящем в темноте. Снаружи по стеклу бесшумно скользил снег.
— Привет, — сказал Игорь, подходя к окошку с меню. Он взял себе кофе со сливками и два бутерброда с рыбой. Тимка кивнул и не смотрел больше, что там делает назначивший ему встречу человек — задумчиво уставился сквозь стекло, будто еще кого-то ждал. Когда же Игорь сел, он вдруг сказал:
— Люблю снег. Я тут часто сижу, когда снег. Прошлой зимой это кафе открыл… — он перевел свои взрослые глаза на Игоря и произнес: — Я слушаю. Ты хотел меня видеть.
— Ты ведь не рассыльный референта? — даже не спросил скорее, а уточнил Игорь. — Ты телохранитель штабс-капитана и курсант "черной сотни".
Это прозвучало почти как обвинение…
"Черная сотня" была самой малочисленной и единственной полностью засекреченной спецслужбой Империи. О ней слышали все и никто толком ничего не знал. В давние-давние времена так назывались люди, несшие военную службу при первых русских царях. Но потом, в начале XX века — организации ультрарусских националистов, активно участвовавших в политических событиях того непростого времени. Но те организации были известны уже только историкам. Современная "черная сотня" — или Оперативный Отдел Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, ООСЕИВК — происходила от СОНа, Специального Отдела Ноль, созданного в период Безвременья при возрождавшейся системе русской монархии для выполнения особо щекотливых, сложных и безжалостных операций не только на территории бывшей Российской Федерации, но и по всему охваченному безумием земному шару. Первые агенты СОНа отличались не столько профессионализмом, сколько фанатичной ненавистью и полным презрением к смерти. Но постепенно система подготовки стала улучшаться. СОН широко использовал сирот-подростков — не только для обучения, но и для реальных операций. В те годы, когда проехать сто-сто пятьдесят километров небольшой группой было уже смертельно опасно, СОНовцы ухитрялись добираться до Африки, Южной Америки и Австралии, выполнять задания, а некоторые — даже возвращаться назад. Сколько из них погибло — подсчитать так же сложно, как оценить общую цифру потерь русского народа в те годы. И не менее сложно определить тот вклад, который СОН внес в окончательную победу и возрождение России. Позже СОН был преобразован в ООСЕИВК, функции которого состояли в проведении спецопераций там, где что-то провести было заведомо невозможно, и эта невозможность подтверждалась всеми расчетами. Тогда людям "черной сотни" ставили невыполнимое задание — и они выполняли его в девяти случаях из десяти. Ни о численности этой организации, ни о системе подготовки, ни о чем-либо еще никто ничего толком не знал. Само ее название было окружено жутковатым ореолом, лишенным — в отличие от остальных спецслужб или военных вообще — восхищения.
"Черная сотня" просто БЫЛА. И этого было вполне достаточно, чтобы ни один на самом деле опасный и могущественный враг России не мог чувствовать себя в безопасности где бы то ни было.
В лице Тимки не дрогнула ни единая жилка. Он отпил какао. Игорь пригубил кофе и откусил от бутерброда. Тимка молчал, Игорь не выдержал:
— И что же?
— А что ты хочешь услышать? — невозмутимо ответил Тимка.
— Правду, — с излишней агрессией уточнил Игорь. Тимка пожал плечами:
— Я рассыльный господина референта. Это правда.
Игорь протянул руку — и стаканчик с кофе, взлетев в воздух, выплеснул горячую жидкость в лицо Тимке. Ответного движения не было — точнее, Тимка схватился за обожженное лицо и вскрикнул. Зашарил по столу за салфеткой, шипя от боли. Игорь вскочил, едва не споткнувшись о вылетевшего из-под стола робота-уборщика, выдохнул:
— Прости…
— Придурок, больно! — простонал Тимка, отрывая кусок салфетки.
— Прости… — упавшим голосом повторил Игорь. — Я не хотел… я думал… прости.
— Пошел ты… — Тимка отмахнулся. Игорь со вздохом поплелся к дверям, чувствуя себя идиотом. Он рассчитывал выявить реакцию Тимки… а она была обычной, как у всякого мальчишки, которому не тягаться в умениях с лицейским выпускником.
Дверь не открылась. Игорь качнул ее. Отпустил ручку. И оглянулся. Тимка смотрел на него — через весь зал. Не глядя, бросил комок салфетки уборщику. На лице у него даже красных, пятен не было.
— Зачем нам ломать дверь? — спросил он. — Кофе ты пролил, но еще есть бутерброды. Может быть, доешь? А заодно и поговорим.
В голосе его появилась хорошо распознаваемая властность, свойственная тем, кого учат повелевать с раннего детства.
Игорь вернулся к столу и сел, улыбаясь. Тимка улыбнулся тоже, и это была настоящая улыбка. Потом он протянул через стол руку, и мальчишки обменялись крепким рукопожатием, меряясь силой. Когда они расцепились, ладони у обоих покалывало, и оба уже не улыбнулись, а засмеялись, не сводя друг с друга глаз.
— Мне не зачтут эту работу, если узнают, что меня раскололи, — откровенно сообщил Тимка и добавил, нахмурившись: — Но я не понимаю совершенно, как это у тебя вышло.
— А никак, — признался Игорь. — Я шел вслепую. И, не останови ты меня у двери, так и ушел бы в уверенности, что ошибся.
— Мгхм… — издал неопределенный, но расстроенный звук Тимка и потер лоб. — Не понимаю. Я был уверен, что ты уходишь, потому что обиделся. Так ты НЕ ЗНАЛ?! Проклятье…
— Ты хорошо работал, — успокоил Игорь. — Я что-то заподозрил еще в первую встречу — помнишь, когда ты с птицей стоял… Даже не ощущение, а так. Краешек подозрения. Но мне всегда казалось, что вас как бы придают разным там премьер-операторам, а не просто шефам спецслужб колоний… Тимка неопределенно поморщился:
— Все равно мало приятного… Первые мои штрафные баллы, мдас… и крупные. Плюс к тому — получается, что я раскрыл себя сам. Это еще чище.
Игорь не стал обещать никому не рассказывать — ясно же было, что Тимка расскажет сам. Как рассказал бы Игорь, случись с ним что-то подобное. Нельзя сказать, что Тимка выглядел смертельно убитым, но Игорь все-таки заявил:
— Будем считать, что я сам догадался.
— Ни фига ты не догадался, — упрямо ответил Тимка. — Ладно. Ты хотел говорить со мной именно как с человеком "черной сотни". Но тебе не повезло. Я не смогу выполнить ни одной твоей просьбы. Мы делаем только свою работу и выполняем только приказы… — и он молча показал глазами наверх, потом добавил: — ЕГО.
Он так это сказал, что Игорь понял с удручающей ясностью — все бесполезно. Как сказал бы Степка — пролет. Эти немногие слова, сказанные вполне дружелюбным тоном, были куда более категоричны, чем многословный отказ. Говорил взрослый деловитый человек за маской подростка. Такой же, как сам Игорь. Нет, еще более деловитый и собранный.
