Андреас носил при себе один из двух ключей, которыми можно было открыть дверь зала Торуна. Второй был у Лачейза, главного жреца Храма и, конечно же, члена Внутреннего Круга. Андреас повернул ключ особым тайным образом. Дверь распахнулась. Андреас быстро шагнул внутрь и плотно закрыл за собой дверь.
Великий зал Торуна, вырубленный в скальном основании под Храмом, имел примерно пять метров в длину, три метра в ширину и три в высоту — по совести говоря, более чем скромно для господина мира. Стены, пол и потолок были из грубого, необработанного камня; зал Торуна так и не был окончен. Похоже, никогда и не будет. Андреас полагал, что эта работа началась примерно двадцать лет назад по меркам Охотника, пять раз по сроку жизни старого человека. Кое-какие работы еще велись во время правления предыдущего верховного жреца. Но с тех пор планы изменились. Помещение уже было достаточно большим, чтобы выполнять свое единственное реальное предназначение — дурачить неофитов. Над дверью располагались воздуховоды, через которые наружу проникали вспышки света от факелов. В углу громоздилась груда музыкальных инструментов. Через эти же воздуховоды вырывался и грохочущий, богоподобный смех — так могли смеяться лишь Торун или Мьеллнир.
Торун находился у себя в зале — сидел за столом, занимающим почти всю комнату. Даже сидя, он был таким огромным, что его глаза находились на одном уровне с глазами стоящего высокого жреца. Буйные черные волосы Торуна были подхвачены золотой лентой; с подобных горам плеч свисал меховой плащ. На поясе у Торуна висел его прославленный меч — такой большой, что ни один смертный не смог бы им орудовать. Огромная правая рука бога, облаченная, как всегда, в кожаную перчатку, покоилась на столе и сжимала массивный кубок. В полумраке окаймленное густой черной бородой лицо Торуна могло бы показаться человеческим — если бы не было таким неподвижным и таким большим.
Торун не шевелился. Точно так же, как и сидящий рядом с ним полубог Мьеллнир. Волосы полубога были перевязаны серебряной лентой, а сам он был укутан в темный плащ. Мьеллнир почти не уступал в размерах Торуну, богу войны и охоты, и по-товарищески разделял с ним мрачный, лишенный питья и пищи пир.
Войдя в комнату, Андреас застыл неподвижно и немного подождал, чтобы удостовериться, что произведенный им шум не привел фигуры в движение. Иногда такое случалось. Всегда следует соблюдать осторожность. Убедившись, что все в порядке, жрец обошел высокий стол и зашел за кресло Торуна. В стене обнаружилась небольшая потайная дверь, к которой уже не требовался ключ. Андреас открыл эту дверь, просто нажав в нужном месте. За ней обнаружилась еще одна узкая каменная лестница, и она тоже вела вниз.
На этот раз спуск был более долгим. Достигнув последнего пролета, Андреас повернул влево. Сделав три-четыре шага в этом направлении, он вышел из туннеля и оказался на дне огромной ямы, вырытой в скале позади Храма. Множество рабов рыли эту яму на протяжении всей своей жизни. Эта работа началась во время правления пятого верховного жреца, занимавшего эту должность до Андреаса; какими же дальновидными и величественными были эти планы, ныне близящиеся к осуществлению, — клянусь истинным богом! Сверху яма была обнесена белыми каменными стенами и накрыта крышей. Благодаря этому снаружи сооружение ничем не отличалось от большинства зданий храмового комплекса и не выделялось из массы прочих построек, более или менее похожих друг на друга.
Андреас вернулся обратно в туннель и продолжил идти в прежнем направлении — теперь уже вправо от подножия лестницы. Прежде чем войти в помещение без дверей, куда привел его коридор, Андреас остановился, закрыл глаза в благоговейном подражании Смерти и пробормотал короткую молитву. Конечно же, обращена она была не к Торуну. Торун был всего лишь вещью, орудием, частью необходимого обмана, обращенного на массы, обмана, который Андреас оставил позади, в Храме. А то, что лежало впереди, являлось для жреца главной — и единственной — реальностью.
Помещение, в которое вошел Андреас, было древнее любой постройки, возведенной человеком на Охотнике. Сейчас его заполнял неяркий дневной свет, просачивающийся через вентиляционные шахты, которые где-то наверху выходили к солнечному свету. Во многих местах виднелись тяжелые решетки. Комната была несколько больше зала Торуна. При необходимости сюда могло набиться до сотни людей, но такого никогда не случалось. Сейчас о ее существовании вообще знало не более десяти человек.
У стены, расположенной напротив единственного входа, стоял невысокий деревянный стол, а на нем — полдюжины ящиков из сверкающего металла. Каждый ящик имел особую форму, и каждый располагался во впадине или в гнезде, вырезанном в темной поверхности стола в точном соответствии с его формой. Внешняя поверхность ящиков явно подвергалась механической обработке — они были продуктом технологии, превышающей умения любого кузнеца, производящего мечи. Ящики соединялись между собой паутиной серых и черных гладких труб и кабелей.
При более внимательном рассмотрении становилось ясно, что деревянный стол, на котором находятся ящики, на самом деле вовсе и не стол, а нечто, скорее напоминающее носилки или портшез, хотя и не приспособленный для человеческого тела. С противоположных концов носилок выдавалось по паре крепких ручек, украшенных резьбой, так что шесть-восемь человек вполне могли бы перенести агрегат. Ручки лоснились от долгого употребления, но носилки, как и вся комната, блистали безукоризненной чистотой.
Бледный камень пола слабо поблескивал в тусклом свете. Только низкий каменный алтарь в центре комнаты был темным от времени и неистребимых пятен — пятен ржавчины от вделанных в камень железных колец, к которым иногда привязывали жертву, и схожих по цвету с ржавчиной пятен засохшей крови на тех местах, куда клали внутренние органы жертвы. Перед носилками стояла ваза, наполненная, словно фруктами, черепами младенцев. В маленьких головах, словно в вазах, стояли жертвенные цветы. Сейчас почти все цветы увяли.
Войдя в комнату, Андреас опустился на колени, потом простерся ниц на полу, протянув руки к алтарю и к расположенным за алтарем носилкам с их металлической ношей.
— Поднимись, Андреас, — произнес размеренный нечеловеческий голос. Он исходил от металлических ящиков — рядом с ними стояла небольшая деревянная рамка с натянутой на ней выделанной, как для барабана, кожей. В центре перепонки поблескивал металл. Исходящий от перепонки голос редко бывал громким, хотя подобное устройство, установленное в зале Торуна, позволяло ему реветь и хохотать. Нынешний же тихий голос Смерти скорее напоминал рокот барабана, чем что-либо другое из того, что приходилось слышать Андреасу, — хотя и на барабан это тоже было не очень-то похоже.
