и было неизвестно, когда же это присоединение произойдёт.
Кроме того, словосочетание «король Увилл» стало уже столь общеупотребительным, что к нему привыкли все, включая и самого короля. Так и было решено, что, по крайней мере, пока новое государство будет именоваться королевством, которому, не мудрствуя лукаво, дали имя Латион. Конечно, от этого веяло пережитками прежних времён, когда весь домен именовался по названию главного города, но, с другой стороны, и Кидуанская империя называлась в честь города Кидуа, так что в этом именовании королевства Увилла прослеживалась некая преемственность с древней империей.
К коронации готовились несколько месяцев, и она вышла весьма пышной и торжественной. Тысячи людей собрались, чтобы чествовать своего короля, а многие по-прежнему продолжали видеть в нём едва ли не бога. Во время торжественного шествия по главным улицам Латиона, к Увиллу то и дело подбегали отчаявшиеся матери с больными младенцами на руках, какие-то калеки и убогие всех мастей. Стража, было, пыталась их отгонять, но Увилл, соответствуя своему образу, запретил это.
Он благосклонно выслушивал мольбы и возлагал руку на головы страждущих, вызывая благоговейный восторг присутствующих. Его провожал благодарный плач и благословения, а многие просто падали перед ним на колени.
Можно сказать, что сегодня Увилл был сторицей вознаграждён за годы своих мытарств. Никогда ещё народное обожание не достигало такого масштаба как сейчас! Кажется, народ был готов целовать следы копыт его лошади!
А затем один огромный и безбрежный праздник накрыл новое королевство. Не меньше недели народ гулял и радовался, хотя кое-где уже начались посевные работы. Простолюдины самоотверженно весь день ходили за плугом и сеяли зерно, но вечером обязательно устраивали гуляния и пляски. Какая-то необъяснимая эйфория накрыла домены, ещё недавно изнывающие от, казалось, позабытой теперь войны. Каждый хотел верить в то, что теперь начнётся совсем другая, гораздо лучшая жизнь, за которую им пришлось заплатить весьма немалую цену. Но тем слаще были ожидания, и тем неистовей были ликования.
***
— Госпожа! Король! К нам прибыл его величество! — служанка вбежала с таким лицом, словно только что воочию увидела самого Асса.
Здесь, в замке Олтендейлов, по крайней мере среди близких к Солейн слуг, отношение к Увиллу заметно отличалось от общепринятого. Король отправил в ссылку их доброго хозяина — Давин вместе с Камиллой находились в одном из дальних имений на юго-западе. Солейн хотела уехать вслед за отцом, но особым королевским распоряжением ей было не дозволено это. В бумаге говорилось, что она должна остаться хозяйкой отчего дома до поступления иных распоряжений.
И вот уже несколько месяцев она жила едва ли не пленницей в собственном доме. Ей разрешалось выходить даже в город, но тогда за ней неотступно следовали несколько дюжих молодцов. Она знала, что это — близкие люди Увилла, служившие ему ещё в те времена, когда он мыкался по лесным лагерям. А потому понимала, что они преданы королю пуще псов.
И так она большую часть времени проводила дома. Здесь были служанки, которые, по крайней мере наедине, всячески поддерживали свою хозяйку и выказывали явное непочтение тирану, поступившему с ней подобным образом. Хотя Солейн не исключала, что при иных обстоятельствах и в другом месте они высказывались совсем иначе. Но, впрочем, она довольствовалась и тем, что есть.
И вот наконец долгое ожидание разрешилось. Увилл не поленился приехать из Латиона, ставшего теперь столицей королевства, в Танн, и он очевидно сделал это с целью увидеть Солейн.
— Солли! — едва завидев её, приветственно кивнул Увилл.
— Ваше величество.
Она произнесла это таким тоном, что обращение прозвучало едва ли не как оскорбление или насмешка. Увилл заметно нахмурился, однако ничего не сказал.
— Я рад видеть тебя в добром здравии.
— Что ж, полагаю, я должна сказать то же самое.
— Ты всё так и осталась такой же колючкой, Солли, — с некоторым усилием усмехнулся Увилл. Все присутствующие старательно делали вид, что они ничего не видят и не слышат. — Принимаешь ли ты гостей?
— Король нигде не может быть гостем, ваше величество. Он всегда у себя дома.
— Хорошо. Тогда, прошу, распорядись, чтобы моих людей разместили и накормили, а я хотел бы поговорить с тобой наедине.
— Я повинуюсь, государь, — похоже, Солейн постаралась вложить всё своё презрение в эту фразу.
Увилл вновь сдержался, хотя стоящие поблизости услыхали, как он судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Он лишь кивнул и отправился в бывший кабинет Давина. Солейн, сухо распорядившись о том, чтобы слугам короля подготовили ночлег и ужин, проследовала за ним.
— Годы прошли, а здесь ничего не изменилось, — Увилл с искренней или же наигранной ностальгией провёл пальцами по толстой столешнице.
— Кое-что изменилось, — возразила Солейн. — Мой отец, хозяин этого кабинета, изгнан из своего дома человеком, которого считал сыном.
— Это — временная мера, Солли! — воскликнул Увилл и тут же поморщился, поняв, что оправдывается. — Через некоторое время я позволю ему вернуться. Как только решу, что он не представляет угрозы. Кроме того, — усмехнулся он. — Вряд ли лорд Давин на меня в обиде, ведь я разрешил Камилле сопровождать его.
— Чтобы надзирать за ним… — процедила Солейн.
— Вот ещё! Я ведь знаю, как он относится к моей сестре! И знаешь, Солли, если лорд Давин попросит у меня дозволения жениться на ней, я охотно дам его, клянусь!
— Надеюсь, он не попросит. Думаешь, я не знаю, что Камилла была шпионкой в нашем доме?
Мы видим, что в последнее время отношение Солейн к Камилле, которое никогда не было совсем уж безоблачным, и вовсе испортилось. Однако, справедливости ради нужно отметить, что в этом не было вины самой Камиллы — Солли просто перенесла на сестру часть своей неприязни к брату.
— Ты стала слишком плохо думать о людях, Солли, — сокрушённо покачал головой Увилл. — Мне жаль это видеть.
— Так зачем ты приехал, Увилл? — здесь, наедине, Солейн оставила обращение «государь» и наигранное верноподданичество.
— Чтобы повидать тебя, конечно.
— И?
— И предложить тебе стать моей женой.
— Женой? — воскликнула Солейн. — После всего, что ты для нас сделал? После череды предательств по отношению и ко мне, и к моему отцу? Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой?
— Да, я хочу этого, Солли. И ты должна согласиться.
— Должна? — взвилась Солейн. — Уж не потому ли, что ты — мой король? Или ты воображаешь, что теперь, нацепив эту дурацкую корону, стал мне господином? Я не какая-то дворовая девка, которую ты можешь взять, когда пожелаешь!
— Нет, конечно. И всё же тебе придётся согласиться, — Увилл, собрав волю в кулак, сохранял видимость спокойствия.
— А не то что? — уперев
