Стук колёс, давно позабытый ухом, был так непривычен и дополнял всю картину, принося ещё больше жути. Ведь дорого была не под наклоном, и просто так катится аппарат не мог: она была полностью ровной. Но как так? Ведь один токоприёмник, доживающий свой век, лежал на крыше, а второго нее было в помине… Да и вообще, электрическая сеть давно порвалась, и теперь свисала обесточенными, лишёнными изоляции нитями вниз, будто редкие лианы преграждая путь никогда мною не виденному... чуду, ужасу.. я даже не знал, как это назвать.
Но шокирован я был, и это слабо сказано. Однако всё-таки больше я был напуган, ибо самую большую жуть приносили пассажиры этого транспортного средства: на половине ободранных, с въевшимися кровавыми разводами, мест салона, устроились скелеты людей. Никогда не поверю, что это были именно те, кто присутствовал в момент последнего маршрута… Но тогда откуда они там. У некоторых не хватало черепа, кто и вовсе сохранил только половину своего тела.. однако им это не мешало. Как не мешало это и водителю, представлявшему из себя белёсые кости, когда-то окутанные плотью. Рук не было, поэтому, наверное, он просто глядел лишенными глаз провалами куда-то вдаль.. вперёд.. на дорогу.
Не понимая, что происходит, я следил за этим, затаив дыхание. Мне хотелось закричать, но я не мог. Сердце при каждом ритмичном ударе колёс пропускало свой ход. И только когда эти самые удары начали стихать, у меня наконец получилось выдохнуть, – не понятно как, но я продержался, абсолютно не дыша, где-то с минуту, – и выдавить из сидя лишь слабый всхлип вперемешку с углекислым газом. От внезапно поступившего грязного кислорода я чуть не завалился назад, но удержался за хлипкий подоконник.
Посмотрел на Антон. Тот сидел, смотря куда-то в туманную гладь, пропустившую через себя странный агрегат, с невероятно странным составляющим…
– Он уже уехал? – в страхе спросил Боря, не решаясь выглянуть наружу.
Ответа ждал и Ваня. Только почему-то ни я, ни Антон его дать не могли.
Почему? Не знаю. Просто тогда я будто бы не умел говорить, вот разучился и… Нет, не так… Я не знаю почему. Наверное, по той же причине, почему этого не мог сделать и охотник, который, спустя полминуты, проглотив вязкую слюну, наполнившую рот, резко выпрямился и сказал командным, чуть вздёрнутым тоном:
– Уходим отсюда, быстро!
– А… а, – растерявшись, я пытался найти, что сказать, тупо стоя у окна и глядя то на спину Антона, то на улицу. – Эй…
Но нужные слова всё никак в голову не приходили. Зато действия нашлись как-то автоматически: повинуясь подспудному понимаю правоты охотника, я двинулся за ним.
Следом послышалось копошение братьев, но я тогда уже был на улице и подбегал к листоману, с целью задать лишь один глупый вопрос, которого так требовало моё расшатанное нутро:
– Ты.. ты это видел?! – напарник шёл, глядя только вперёд и будто делая вид, что меня не замечает. Тогда я чуть тронул его за плечо: – Антон?!
– Да! – он резко повернулся ко мне, в его глазах играло и удивление и страх в одно время.. таким я его не видел. – Вот именно, что Я это видел… – его взгляд перешёл с меня куда-то вниз. Потом, быстро переводя глаза, на растопыренные пальцы согнутых в локтях рук, затем снова наземь, на меня, и наконец парень нашёлся, просто выразив все свои чувства разом: – … э-э-э… А-а!
Он произнёс это негромко, однако с чувством, коего раньше за ним я не замечал, поэтому и решил просто отпустить, когда охотник, выдохнув, пошёл дальше, так и не надев капюшон, однако явно не обращая внимания на дождь.
Краем глаза замечая, как мимо проходят братья, я стоял, продолжая некоторое время глупо смотреть на спину отдаляющегося напарника. Теперь даже не знаю, что меня поразило больше: либо то, что я лицезрел сидя в магазине, либо излишняя, ранее не виданная мною, эмоциональность обычно чересчур спокойного Антона.
Так и не найдя ответа, я всё-таки очнулся, обнаружив, что рядом проходит Борис, а у меня к нему назрел один очень интересующий мой ум вопрос:
– Слушай, Боря, – как-то резко проговорил я, опрометью подскочив к пацану.
– А! – тот от неожиданности чуть отшатнулся, в глазах играл огонёк неверия и некого безумия: пусть он ничего не видел, но ему отчего-то было ещё страшнее.
Хотя возраст…
Но тогда я не сильно обратил на испуг внимание, тупо полагая, что беседа может пойти ему на пользу. Ну а что, я сам был в шоке я вряд ли мог принимать рациональные решения.
– Как вы поняли, что там этот.. этот трамвай едет, откуда знали? – идя рядом и глядя прямо в глаза, спросил я, даже не подозревая, что своими действиями лишь усугубляю ситуацию.
Но младший брат справился:
– А… А.. мы, это, – он чуть успокоился и немного отстранился от моего нависающего прям над ним лица, – в Дворце слышали. Мол, когда в этом районе бываешь, у трамвайных путей, и стук колёс об рельсы слышишь – прячься типа немедленно, а то умрёшь. Там, когда с рейдов приходили, многое рассказывали, когда язык развязывался, многие слушали. Не верили, конечно.. но слушали. Мы также как все… Но теперь ещё и верим.
С последними словами его взгляд вновь стал потерянным.
Напряжённость атмосферы и давление на нервы немного спало. Я чуть отодвинулся от мальца, в последнюю секунду заметив приближающийся остов автомобиля, в который я сам себя направил и в последствии чуть не врезался: в последний момент всё-таки успел увернуться.
Выдохнув, пошёл дальше, время от времени лавируя между машинами. Я смотрел за каждым идущим по дороге членом команды. Все ещё были в неком трансе, да и что таить, я тоже. Ваня каждое мгновение оборачивался, с испугом наблюдая за окружением. Ему явно хотелось поговорить, высказаться, но гордость не давала дать слабину.. хотя какая это слабина? Ненадолго наши взгляды скрестились, и я заметил в его глазах некое безразличие, то самое, которое всё время украшало его взор… Но.. но почему, ведь вёл он себя иначе, а взгляд… Лишь легкое удивление витало в нём, но не больше.
Всё-таки этот парень меня тоже немало интересовал.
– А как он выглядел? – вдруг послышалось сбоку.
Это был Борис, он посмотрел на меня более-менее успокоившимися глазами, давая понять об требовании ответа. Я его дал, спустя пару секунд сообразив:
– Необычно, – как ни странно, это всё, что я мог сказать.
Я не сказал это грубо или твёрдо, я сказал правдиво. И, что уже странно, младшему из братьев этого хватило.
Я сам не заметил, как нам открылся вид на обелиск.
Антон сворачивать в сторону парка Горького не спешил, видимо решил пойти по прямой: скорее добраться обратно хочется. И я его понимаю, потому как у меня такие же чувства и желания.
