Виталий Сертаков - Город мясников

У Рябова было что-то не в порядке с сердцем. Или возле сердца. Я ни хрена ведь не разбираюсь в медицинских всяких штуках, но тут такая, млин, фигня…

Короче, Рябов внутри здорово больной.

– Я расскажу, чем все закончилось, хотя вы уже догадываетесь, – ласково встрял Оберст. – Сядь, Алеша, спасибо! Парни вежливо просили подвезти, но в нашем городе, оказывается, такси теперь ездит для черных, и заправляют им черные звери. Эти подонки видели, что на морозе замерзают девочки, что у ребят нет лишних денег, но даже не подумали помочь. Зато они хорошо умеют вспарывать колеса русским водителям, когда те пытаются взять клиента на их территории…

Ребята проучили мерзавца, но в результате попали в милицию, а одна из девушек тем вечером простудилась и сильно заболела. С ментами мы разобрались, но черный не успокоился. Ему, видите ли, попортили драгоценную машину. Зеркальце ему свернули, дверцу дорогую помяли…

– Ага, Славка на крыше попрыгал, – засмеялся Рябов.

«Нам стоило труда замять дело…»

– Нам стоило немалого труда замять дело. Да, скажу вам честно. Мне пришлось разговаривать с этой обезьяной, и даже заплатить ему, чтобы он забрал заяву. Мы расплатились, и вот уже полтора года никто из наших ребят в беду не попадает. Больше таких случаев в нашей организации не повторится. Не повторится, Алеша?!

– Не повторится! – твердо отчеканил Рябов.

Я подумал, что мне глубоко насрать на Рябова, на его сердце, на его короткую жизнь, потому что долго он точно не проживет. Меня все еще колотило. Я стал вспоминать, как часто случалось такое раньше.

Случалось. Я даже играл сам с собой в такую, млин, игру – угадаю или нет, кто что скажет или кто что сделает. Никому не рассказывал, ясный хрен. О таком расскажешь – мигом в дурку упекут, свои же и упекут. Мне хватало с черепами других заморок, ну их на фиг!

Но раньше из меня не перли всякие… всякие, млин, страшилки.

– Ты уловил, орел? – Оберст ткнул пальцем в Мюллера. – Нам не нужны обормоты, устраивающие драки с гомиками и растаманами! Нам не нужны разборки с ментами и мамашами избитых волосатиков. Мы принимаем серьезных ответственных людей, готовых к работе на перспективу. Мы зовем к себе тех, кто готов преодолевать лишения, кто готов к многолетней конспирации и воинской дисциплине. Мы не обещаем близкой победы и кисельных берегов… – Оберст резко замолк. Он смотрел на нас так, словно мы у него что-то украли. – Мы – на переднем крае войне, а кто на переднем крае, тот что?..

– Тот гибнет в первую очередь, – закончил я.

Да, в этом вся беда. За планетой и ее обитателями невозможно постоянно присматривать. Ко всему прочему, у нее идиотская орбита. Когда Моргана и наш родной Митра сближаются до четверти светового, все планеты рыжей Морганы ведут себя прилично. И Альфа, и Гамма, и Эпсилон, и груда астероидов, оставшихся после взрыва Дельты. Кружат себе и кружат, согласно учебнику астрономии. Потому их давно обшарили, еще в прошлом столетии. Их со всех сторон просверлили, соскоблили и, как следует, потрясли взрывами. На Гамме, как известно, оказались вполне сносные условия для расселения рода человеческого. Ну, не вполне сносные, ученым пришлось немало потрудиться над составом атмосферы, так что первые два поколения детишек выросли под губками искусственных легких. Зато теперь на Гамме Морганы пруд пруди курортов, уютных бухточек на продажу, с домиками на круче и беленькими ступеньками к самому пляжу и качелями на берегу…

Что-то я отвлекся.

Я ведь почему так часто о нем думаю? О Бродяге Марше. Не потому, что я так уж тесно с ним дружил. Просто, если честно, я здорово наложил в штаны, когда услышал всю эту историю с пляжем. И врачу на недельном осмотре я честно признался, что выбит из строя. Потому что Бродяга Марш – он вроде как похитил мою мечту. Это мы с моей девушкой так прикидывали, что за два контрактных срока я накоплю достаточно, чтобы сделать взнос за дом. Моей хотелось домик в престижном районе, чтобы жить, как в раю. Еще лучше – на взморье. Чтобы никто не доставал, чтобы пищу подвозили ночью, отфильтрованное море, никаких туристов… Домик на скале. Прямо как в рекламном проспекте, который показал мне врач. Выходило так, что мы вдвоем с Бродягой Маршем грезили одинаковым гнездышком, пустышкой с обложки стройкорпорации! Не вдвоем, тепло улыбнулся врач. Вас таких много. Достойная мечта для достойного защитника отечества, стоимостью под два миллиона!..

Мечта для тех, кто любит свободу.

– Лучшие погибают первыми! – заявил я.

Роммель и Лось уставились на меня, как на говорящую лошадь.

– Горько, но справедливо, – подтвердил Оберст. – Так было и так будет всегда. Погибают лучшие. Погибают парни, способные подняться, когда свистят пули, или выйти с одним ножом против толпы вооруженных зверей. Миллионы сытых, разжиревших мужиков жрут водку у телевизоров. По возрасту это ваши отцы, но им нечем оправдаться перед вами. У них нет малейшего права указывать вам, как жить, что носить и как себя вести, потому что они уступили вам передний край обороны. Они продались, они заткнули уши и глаза, они не хотят видеть, как в неравной схватке гибнут лучшие сыновья нации. Они способны только втайне завидовать вашей отваге, вашей силе и вашему чувству справедливости.

Потом сильные русские мужчины удивляются, почему за всю трудовую жизнь не накопить на квартиру, почему до старости приходится спать валетом с тещей и детьми, а носороги живут в хоромах и ставят золотые унитазы. Но разве кто-то выступил, когда правительство лишило очереди стариков и раздало квартиры черным? Разве кто-то сказал: «Хватит вздувать цены на жилье?» Ведь цены лезут вверх, потому что у черных полно денег, а деньги они выгребли из кармана наших смелых, умных мужчин.

Смелые, умные мужчины смотрят по ящику, как их отчаявшиеся дети громят рынки. Втайне все рады, когда грохнут хотя бы одного зверя. Втайне они вышвырнули бы всех зверей в чуркистаны, а на деле сидят на задницах ровно и покупают у зверей пучок укропа за доллар. Взрослые позволяют вам погибать за них на войне. Если бы сильные русские мужчины захотели, наша земля освободилась бы от ига за несколько недель. Но мы слышим только болтовню…

У меня от речей Оберста комок застрял в глотке. Еще никто так со мной не говорил, никто, млин!

«Почему так?..»

– Почему так? – Вождь обвел нас горящим взглядом. – Кто мне скажет, почему? Почему одна болтовня, а на деле вам приходится отдуваться за всех? Почему все ненавидят зверей, но никто не хочет поддержать вас, ребята? Почему взрослые позволяют вам умирать?