— А может, показалось… — сказал Аккер.
— Я рада, что мы улетаем, история какая-то мутная, — сказала Нинель. — Хотя дуреху эту мне жаль. Яр, а ты выяснил, что у мальчика на руках вскочило? Это действительно стигматы?
— Да. На Ярре такое бы посчитали достаточным поводом для визита к деревенскому шаману. На обычной планете Терранской федерации честолюбивые родители отвели бы сына на психотехнический тест.
— То есть он вроде шамана? И ты думаешь, что здесь таких детей…
Окончание фразы повисло в воздухе.
— У него есть способности, — сказал Яр. — Как в какой-то мере они есть практически у каждого. А уж как на этой планете поступают с подобными детьми…
Нинель подумала, что это чуть отстраненное пожимание плечами очень идет Яру, видимо, потому, что позволяет даже факт незнания чего-то выразить красиво.
— …можно только предполагать. В конце концов, то, что на этой планете не жгут психотехников на кострах, еще не означает, что с ними не происходит несчастных случаев чаще, чем с остальными.
Капитан Ежи хмыкнул и мотнул головой вперед.
— …и это не значит, Яр, что даже обычная консультация местного жителя может для приезжего психотехника пройти безнаказанно. Вон, полюбуйтесь.
Они почти подъехали к космопорту. Среди флаеров и машин на автостоянке возле ворот выделялся темно-синий полицейский флаер. Мужчина в форме, задумчиво покачивавший на руке планшет, увидев прокатный флаер с командой «Ленинграда», бросил взгляд на экран планшета, а потом что-то сказал сидящим в салоне. Боковые двери патрульного флаера отъехали. Наружу вылез второй полицейский, а вслед за ним — молодой священник в черной рясе.
Яр снова сидел за столом в дальнем углу кафе. Отец Федот, откинувшийся на спинку пластмассового стула напротив Яра, повернул голову и явно любовался своим отражением в стекле, за которым в светло-серых сумерках мигали огни космопорта. Полицейские остались в своем флаере у проходной, команда «Ленинграда» ужинала за все теми же столиками.
Психотехника и священника никто не торопил, и каждый в молчании ждал начала разговора.
Яр допил свой настой шиповника и отставил кружку в сторону.
— Вам известно, почему эту планету назвали именно так?
Налюбовавшись собой в оконном отражении, священник задал вопрос и принялся рассматривать Яра. Голос его был тонковат, и усы над верхней губой едва пробивались, но, похоже, свою молодость он привык компенсировать напором.
— Вокруг Царьграда и в ручьях, и в реке Теше вода вся белая от известняка, — медленно сказал Яр.
— Смешно, — заметил отец Федот без малейшей улыбки. — То есть это действительно так, но главная причина не в этом. Вам действительно неизвестна история святых Кирилла и Мефодия?
Яр пожал плечами.
— Мы первый день на планете, и я пока не собрался пошарить в сети.
— А зря, — произнес священник, рисуясь. — Эта история многое объясняет в мировосприятии местных жителей. Колония была разбита на Беловодье случайно. Когда этот район Галактики только начинал осваиваться, здесь совершил вынужденную посадку корабль с переселенцами. Это были разные люди, искавшие лучшей доли. И когда починка корабля оказалась невозможна имевшимися средствами, многие начали роптать. Надпространственная связь у них не работала… а может, это был корабль без подобного аппарата. У переселенцев были семена для посевов и скот на развод, поскольку они летели на планету с плодородной почвой. Но Беловодье на тот момент было планетой со скудной почвой, не дававшей всходов терранских культур. Прокормиться охотой на бедной съедобной дичью планете такому количеству людей было невозможно. Можно было зарезать скот, но что ждало бы их потом? Беспорядки еще не начались, но ждать того момента, когда прольется кровь, было по всем приметам недолго.
Отец Федот отхлебнул из своей кружки.
— Слава Богу, нашлись два праведника, братья Кирилл и Мефодий, которые денно и нощно молили Господа о спасении людей. И тогда им обоим в одну и ту же ночь приснился чудесный сон, в котором с небес спустился ангел и указал, что делать для спасения их близких. На следующий день братья отправились в уединенное место, которое им было указано во сне, и нашли на том месте холм, а на нем одиноко растущее дерево. Тогда братья кинули жребий, ибо ни один не желал уступить другому чести стать жертвой ради спасения людей. Эта высокая честь выпала Мефодию, и тогда Кирилл распял своего возлюбленного брата на дереве, прибив его руки гвоздями к ветвям. Кровь Мефодия, не останавливаясь, стекала по стволу дерева и питала собой землю, а Кирилл, встав на колени подле дерева, молил Господа о чуде. И тогда реки, ручьи и озера планеты наполнились молоком, напитавшим голодных, а почва стала столь плодородной, что по несколько раз в год стала родить зерно для людей и траву для скота.
— Простите, батюшка, — прервал возвышенную речь отца Федота Яр. — А вы сами уроженец Беловодья?
— Нет, — ответил священник, слегка смутившись. — Я был прислан христианским крылом ордена Креста и Полумесяца… как кандидат… подающий надежды для вступления в орден… для окормления паствы два года назад. А какое это имеет значение?
— Да так… Слушая ваш горячий рассказ, я решил, что вы родились здесь.
Отец Федот чуть покраснел и горячо произнес:
— Я не могу не принимать близко к сердцу духовный подвиг столь высокого…
Яр кивнул.
— Разделяю ваше восхищение. История прекрасна и поучительна. Но я не понимаю, какое отношение она имеет к Лидии Арсеньевой и ее сыну? И к вашему визиту?
— Самое прямое.
Казалось, священник испытывает облегчение, оттого что ему не пришлось переходить к главной теме их беседы самостоятельно.
— Священная история этой планеты до сих пор глубоко в сердцах ее жителей, и только недостаточно сильно верующий человек может удивляться силе веры в открытом Богу детском сердце!
Яр сдержался, чтобы не поморщиться от торжественного тона своего собеседника, и вздохнул.
— «Недостаточно верующий» — это, конечно, Лидия Арсеньева? А обладатель «открытого детского сердца» — это Игорь?
— Именно! — Священник победно улыбнулся. — Только недостаток веры может оправдать тревогу матери по поводу религиозного экстаза ребенка!
— Может, и так, — сказал Яр, сделав грустное лицо. — Но что вы скажете о том, что его дедушка приучает внука к мысли о том, что надо пожертвовать собой во имя других?
— А разве может истинный христианин считать по-другому?
— То есть то, что Семен Арсеньев приучает…
