– Клаус, ты мертв.
Я и сейчас подсознательно ожидал бурной реакции, но вместо этого Клаус только горько усмехнулся и попросил:
– Расскажи, пожалуйста, как это произошло.
Оружейник безучастно посмотрел в окно. Его глаза затуманились воспоминаниями, и он начал рассказ. Я знал, что именно он говорит, и выслушивать это во второй раз у меня желания не было. И время, повинуясь моей воле, ускорило свой ход, оно скрыло звуки и погрузило окружающий мир в безмолвную тишину ускорившихся событий. Когда солнце за окном вдруг потонуло в налетевших невесть откуда низких тучах, я замедлил бег времени. Вернулись звуки, и почти сразу оглушительными раскатами, от которых задрожало стекло в распахнутой раме окна, взорвался гром. Наверху снова сверкнуло, и снова небо загремело. Начался дождь. Очень быстро он превратился в настоящий ливень, и вот уже за окном встала настоящая стена, сквозь переливающиеся шторы которой деревья в парке были едва различимы. Снова прогремело, грозно и страшно, но люди у окна не обратили на стихию никакого внимания, только Оружейник отодвинулся подальше, чтобы вода, попадающая внутрь, не намочила его. Он закончил свой рассказ и сейчас, устало откинувшись на спинку стула, не спеша курил свою сигарету.
– Ты считаешь меня созданием? – Клаус первым нарушил молчание.
– Да, – последовал безразличный ответ.
– И кто же меня создал?
– Я думал, ты мне скажешь об этом, – Оружейник оторвал пустой взгляд от окна и поглядел на Клауса.
Тот лишь покачал головой:
– Ты так уверен в своей правоте? А если ты ошибаешься?
– Для этого нет причин.
– А все-таки.
Оружейник испытующе посмотрел на своего собеседника и произнес, наконец:
– Будет лучше, если ты сам все расскажешь. Я свое слово сдержал.
За окном снова сверкнуло, и по миру раскатился оглушительный гром. Слышно было, с какой яростью била в стены здания вода, но ничем, кроме небольшой лужи у окна, она не могла угрожать сидящим людям.
– Я люблю дождь, – неожиданно начал мой собеседник, когда утихли раскаты. – Дождь очищает и смывает всю грязь. Этот город, – он кивнул на окно, – мой город. Он никогда не спал, как не могут одновременно спать люди из разных частей света. Я создал его. Здесь живут… жили люди, которым я в свое время помог избавиться от кошмаров, ночных ужасов. Засыпая там, в реальном мире, их сознания переносились сюда. Тут они жили так, как хотели того сами. Они занимались, чем хотели. Здесь они могли найти свою любовь и на самом деле находили ее…
Клаус замолк и невидяще уставился в окно, за которым бесновалась стихия.
– А потом их убили, – глухо промолвил он, прикрыв глаза. – Тот, по чьей вине, нам пришлось через столькое пройти за эту ночь, нашел это место. Он уничтожил мой город, превратив его в мертвые руины. Если бы только я знал, что так все обернется. Я бы уничтожил этого…
– Постой, – прервал его Оружейник. – Сколько людей обитало в твоем городе?
– Что? – переспросил Клаус, вынырнув из своих мыслей.
– Я спрашиваю, сколько людей жило здесь? Скольких ты избавил от кошмаров, скольким ты помог?
– Три тысячи пятьсот семьдесят два человека и пятьдесят один страж, – ответил он без запинки. – Они жили, окружая себя большим свободным пространством. Бывало так, что в многоэтажном доме мог обитать один человек. А бывало и так, что…
– Подожди, – моментально подобравшись, оборвал его собеседник. – Как такое может быть? Ты же давно погиб, сорвался в пропасть. Я сам видел! О чем ты говоришь? Какие три тысячи?
Какое-то время Клаус молчал, наблюдая за недоумением Оружейника, а потом устало и горько улыбнулся и негромко сказал:
– Здесь и начинается для тебя самое интересное.
Он снова умолк, но совсем ненадолго. Глядя в окно, собирался с мыслями.
– Чтобы рассказ был полон, чтобы ты понял меня, я начну с тех пор, когда мы еще только учились искусству Плетущих под руководством нашей Учительницы, Марины Яковлевны… Знал ли я, что все так получится? Мог ли я предположить, что события примут такой оборот? Много раз я спрашивал себя об этом, но никогда ответы на эти вопросы не были однозначны, – он снова горько усмехнулся и продолжил: – Вы никогда не любили меня, за глаза называя Любимчиком. Вы – это ты, Семен, София, Катерина и Сергей. Вы думали, что мой талант – это дар от рождения… Нет, об этом, пожалуй, чуть позже. Конечно, я давал достаточно поводов для того, как вы ко мне относились, но все равно было обидно. Было очень обидно быть белой вороной в и без того небольшой группе. А у детей и подростков, которыми мы тогда были, эмоции по отношению друг к другу, а особенно ко мне, никогда не скрывались.
Клаус недовольно прищурился и скривил рот, плотно сжав губы. Я видел, что ему неприятно вспоминать, но он продолжил:
– Ты должен понять, как мне было тяжело, и как меня тяготило подобное отношение. Ваши подначки, обидные розыгрыши, нескрываемая неприязнь…
– Если ты хорошо подумаешь, то поймешь многое из того, что сейчас осуждаешь, – спокойно вставил Оружейник.
– Уже. Неужели ты считаешь, что все эти годы я жил этими не самыми лучшими воспоминаниями? – искренне удивился его собеседник, на что мой двойник лишь пожал плечами. После короткой паузы Клаус вновь заговорил: – Конечно, со временем и с возрастом я многое переосмыслил и сделал для себя определенные выводы. Но сейчас я хочу, чтобы ты поставил себя на мое место, на место того меня, который учился вместе с вами у Марины Яковлевны, того меня, который, по сути, был изгоем среди вас. А я ведь ничем не отличался, был таким же, как все.
– Дети жестоки, – задумчиво произнес мой двойник.
– О да, дети жестоки, ты заметил совершенно верно, и эту жестокость видно только со стороны… или со временем.
Дождь за окном усилился настолько, что в распахнутое окно попадали уже не редкие капли, а целые струи воды. Не сговариваясь, собеседники отодвинулись от окна еще дальше. Казалось, что гроза бушевала прямо над домом, а молнии вспыхивали так близко, что можно было дотянуться до них рукой. Оглушительные раскаты грома сделали на несколько минут невозможным продолжение беседы, и люди просто смотрели в окно, размышляя каждый о своем. Несмотря на сильнейший ливень и порывы холодного ветра, никто не закрыл распахнутое окно. Клаусу нравится дождь, как сказал он сам, ну а мне он нравится во сто крат сильнее.
– Я любил ее, – едва слышно произнес он в краткой паузе между громовыми раскатаами.
– Кого? – Оружейник в недоумении вскинул брови.
– Это был такой возраст, когда кажется, что будешь жить вечно, и весь мир принадлежит только тебе. Перед тобой открыты все дороги, и на всем свете нет ничего невозможного.
