– Да. Моя любимая игра – прятки. Я этот корпус очень хорошо знаю. И могу спрятаться так, что меня никто не найдет. Спорим, ты бы не смогла меня найти.
Я засмеялась:
– Не буду с тобой спорить. Проигрывать неохота.
Когда он ушел, Дэн сказал мне:
– Знаешь, почему он хорошо знает устройство корпуса? Взрослые пускают его туда, куда не следует. Мы, например, пускаем его в химический отсек. Повара пускают на кухню. В оранжерею он вообще ходит за здрасьте. Хорошо, что Мэриан не пускает его на наблюдательный пункт. А то насмотрелся бы картинок с каторжниками и начал бы сходить с ума, как делаешь ты. Я всегда говорил: до шестнадцати нельзя смотреть на плохое.
– Мне больше шестнадцати, – напомнила я.
– Только твоему телу. Твоя душа так молода, что почти не отличается от ребенка.
– А ты так любишь меня дразнить, что сам похож на пацана, – ответила я. – Из всех нас Крис тут самый серьезный.
Однажды, когда мы работали с Мэриан вдвоем, она громко сказала:
– Кто бы мог подумать? Четырежды убийца, а его тут мочат, как мальчишку.
Я посмотрела на нее.
– Откуда ты знаешь?
– Его знают все. Показывали по новостям. «Маньяк-убийца бродит по городу» – кажется, так назывался репортаж. И вот пожалуйста – теперь я сижу тут и наблюдаю, как его самого мочат.
Я подошла ближе к экрану. Я видела, как в углу туалета один каторжник держал другого, а третий бил его.
– Почему ты не вмешаешься? – спросила я.
– Надо, конечно.
Мэриан нажала кнопку. Слезоточивый газ клубами стал спускаться с потолка. Первый каторжник отпустил второго, и тот сполз на пол, но другой продолжал его долбить. Он как будто бы не обращал внимания на то, что с потолка на него идет слезоточивый газ. Казалось, он должен это понять и отстать от своего противника. Но он этого не делал.
– Мэриан, сделай что-нибудь! – взмолилась я.
– Ничего страшного. Иногда преступники ведут себя, как тормоза. До нормальных людей быстро доходит, что это слезоточивый газ. До других это доходит туго.
Действительно, тот каторжник все-таки схватился за свои глаза и выбежал из помещения. «Маньяк-убийца» на четвереньках пополз оттуда тоже. Было видно, что он кашляет. Он не ориентировался, куда ползти, и врезался головой в унитаз. Потом пополз дальше и, наконец, скрылся с экрана.
Только тут я вздохнула свободно. И тут же осознала, что все это время, пока наблюдала за ним, не дышала. Я как будто была с ним заодно. Ему нельзя было продохнуть в этом слезоточивом смраде, и я вроде как не имела права. Но теперь все позади.
Но откуда же у меня такое болезненное переживание к неизвестным мне каторжникам? И что мне дальше с этим делать? Правильно говорит Дэн: не думать об этом, и все. Но как можно об этом не думать?
– Почему ты сразу не выпустила газ на этого маньяка-убийцу? – спросила я Мэриан, делая свой голос спокойным.
– Я подумала, что ему будет немного полезно. Он убил четыре человека! В основном, детей. Может, до него дойдет, что нельзя решать вопросы насилием?
Золотые слова: насилием действительно не решишь вопросы. Но что делает Мэриан? Как это назвать по-другому, если не насилие?
– Думаешь, ему это поможет что-то осознать? – спросила я.
– Пусть попробует. Я дала ему такой шанс, – в голосе Мэриан было злорадство.
– Он осознает, как к нему несправедливы и как ему было больно. Вот и все, что он осознает, – сказала я.
– Не надо было убивать детей, – жестко ответила она.
И я вперед догадалась, чем получила подтверждение:
– Ты его знаешь лично?
Лицо Мэриан немного дернулось. Она ответила:
– Нет. Но я немного знала ребенка, которого он убил. Тот учился с Крисом в одной школе. Он был старше его на три года. А теперь я должна защищать этого мерзавца от насилия? Пусть попробует его на собственной шкуре. И если его убьют, я буду только рада!
В этот момент у меня просто заболело сердце. Я могла понять Мэриан, которая сейчас мстит убийце за невинного ребенка. Но, с другой стороны, у каждого из этих людей свои грехи. Попалась бы им в наблюдатели не Мэриан, а кто-нибудь еще, она бы мстила кому-то другому. Наблюдатель – это профессия. И эта профессия требует непредвзятости. Иногда это сложно. Гораздо сложнее, чем судьям судить человека или арбитрам – матч между командами. Сюда нельзя примешивать свое личное.
Я хотела сказать все это Мэриан, но подумала, что она вряд ли меня поймет. Сейчас она была рада, что хоть немного ущемила того человека. Но можно ли это назвать хотя бы местью? Тот человек убил четырех. В ответ его перестали избивать минутой позже, чем могли бы. Все это была какая-то вошкотня, которая в принципе не может быть на этом рабочем месте.
– А может, кто-то из них убил пятерых или шестерых? – спросила я. – Разве этим можно мерить вину человека?
– У этих подонков нет чувства вины. У них оно напрочь отсутствует.
– А у тебя, Мэриан?
Может, я зря задала этот вопрос. Мэриан вспыхнула:
– Отстань от меня!
Она просто не могла ничего ответить. Ей казалось, что это разные вещи: насилие, которое сделал этот человек, и насилие, которое позволяет с ним делать она. Да, это были разные вещи. Да только корень один и тот же.
– Последи за ними, – сказала Мэриан. – Я схожу в туалет.
Иногда мне приходилось это делать. Я очень не любила, когда Мэриан или ее напарница отлучались. На мне лежала ответственность за все отделение каторжников. И если бы кто-то там подрался, я вынуждена была бы обливать их слезоточивым газом. Пока еще ни разу этого не случалось. И я молила бога, чтобы этого никогда не было и дальше.
Я смотрела на них, несколько экранов хорошо отражали жизнь, которой они тут живут. Все уголки каторжного отделения: спальни, туалет, столовая, библиотека – все, как полагается. Каторжники бесцельно ходят из угла в угол, играют в карты, смеются друг с другом, ругаются. Все это напоминает муравейник: много движения без цели. У каждого из этих людей нет определенной цели, к которой бы они стремились. Может, всего лишь провести время? А потом все повторяется сначала: один день сменяется другими таким же. Единственная цель: дождаться отдыха, потом – дождаться ужина, потом – дождаться сна, потом – дождаться нового дня. А смысл всего этого?
Редкие единицы ходили в библиотеку и читали там книги. Были и такие, кто делал физические упражнения. И скорей всего, они делали это не от особого интереса, а чтобы просто занять свое время. Как ужасна должна быть такая жизнь.
