Короткая очередь, просвистев в миллиметре от Дела, отбросила прочь ужасное создание, чье тело в голубеньких лохмотьях задымилось у дальней стены. Но это оказался последний выстрел каренфайера Скайта, его индикатор энергии также показывал ноль. В сердцах отшвырнув никчемную железяку, Скайт достал верный бластер. Дел последовал примеру друга. И, выстрелив пару раз, они перешли к отступлению.
Стремительно преодолев пролеты мраморной лестницы, друзья оказались на втором ярусе супермаркета, занятом богатым отделом игрушек. Не обращая внимания на нетронутое великолепие, они бросились бегом вдоль стеллажей, уставленных радиоуправляемыми машинками, роботами и самолетами. Завернув за стеллажи, Скайт Уорнер и Дел Бакстер скрылись от преследователей и, пробежав еще пару отделов, наконец остановились перевести дух в отделе мягкой игрушки.
— К черту деньги Норы и ее мужа Монгуса Фула, — тяжело дыша, сказал Скайт Уорнер. — Про проказу она нам ничего не говорила. Я не хочу умирать, мучаясь от язв, как те несчастные внизу.
— Я с тобой согласен, — ответил Дел Бакстер. — Сейчас поднимемся на крышу супермаркета, свяжемся с Джеки и унесем ноги из этого ада.
Где-то внутри многочисленных отделов магазина раздался одинокий выстрел.
Скайт с опаской выглянул в проход, по которому они бежали, затем спрятался обратно и проверил свой бластер, недовольно при этом покачав головой.
— Осталось шесть выстрелов. Надо было взять больше боеприпасов.
— Кто же знал, что придется так много стрелять, — отозвался Дел Бакстер. У меня столько же и еще одна граната.
— Поднимемся по лестнице во втором зале, чтобы избежать лишних встреч. Проход там, кажется, свободен. Побежали!
Они уже приготовились двигаться, как сбоку раздался чужой голос:
— Не спеши! Посмотри лучше в глаза своей смерти. Возле стойки с плюшевыми мишками, там, где заканчивалась секция, за которой прятались Дел Бакстер и Скайт Уорнер, стоял здоровый, лысый мужик в зеленой майке с выпирающими из-под нее мускулами. За его спиной висели баллоны огнемета, жерло которого с голубенькой искрой дугового разряда смотрело в их сторону.
— Ну что, парни, видите синий блеск ее глаз?
По универмагу разносились грохот очередей каренфайеров и вопли прокаженных. Отражаясь от стеклянной крыши, накладываясь друг на друга, они усиливались, создавая акустический эффект торного эха. Словно крики тысячи грешников, мечущихся в страшных пытках, вырвались из преисподней и наполняли собой пространство супермаркета.
Аббат, облокотившись о перила ограждений, с наслаждением слушал эту музыку боли и ненависти. Он никуда не спешил, и исход этой бойни его не интересовал: ему в данную минуту был важен сам процесс. Как тонкий ценитель, он ловил каждый оттенок, каждый нюанс этой дьявольской какофонии. Но вот выстрелы стихли, и только кое-где вскрикивали прокаженные. Пришло время узнать, что там произошло и где его люди. Аббат повернулся от перил и увидел комиссара.
Только сейчас Аббат заметил, как постарел комиссар. Осунувшееся, небритое лицо, под глазами синяки. Из когда-то крепкого мужика комиссар превратился в развалину. К тому же в эти дни он перестал следить за собой, от него воняло, а грязный, мятый костюм теперь мешком висел на его немытом теле. Единственное, что содержал Хац в чистоте, был бластер, который сейчас он держал в руках.
Моисей Хац стоял в пяти шагах от преподобного, направив в него свой «Дум-Тум» восьмого калибра, и со злым интересом смотрел в его сторону.
— Наслаждаешься каждой Свободной минутой, Аббат? — Совмещаю приятное с полезным. А ты почему здесь?
— Я вернулся сказать, что наш договор подошел к завершению.
У Аббата задергалась левая щека, и, чтобы скрыть нервный тик от комиссара, он заулыбался.
— Это не так просто, Лис. Такие вопросы решаются на общем совете нашей общины. Комиссар презрительно прищурился.
— Брось кривляться, преподобный. Неужели ты, грязный подонок и убийца, думал, что я стал членом твоей банды? Раньше ты был мне нужен, и я тебя использовал.
На этот раз улыбка Аббата стала естественней.
— Согласись, что это у тебя не очень-то получилось, комиссар. Ты стал одним из нас, и на твоих руках есть кровь, которая держит тебя крепче любых цепей.
— Кровь смывается кровью.
— Постой, — произнес Аббат, — как ты собираешься покинуть город? Тех парней, на которых ты рассчитываешь, наверное, уже нет в живых. Тебе все равно не улететь с планеты. А спасти нас от макроссов смогу лишь я один. Может, и за тебя, комиссар, я замолвлю словечко.
— Аббат, я не так глуп, как твои головорезы. Этими байками можешь кормить кого угодно, только не меня. Ты ждешь своего двоюродного братца, который служит у макроссов. У него, наверное, уже готова амнистия для тебя как для политического заключенного? И чем меньше останется на этом свете? свидетелей, которые знают, кто ты есть на самом деле, тем для тебя лучше. Поэтому ты не хочешь никого выпускать из города, не даешь ни малейшей возможности вырваться с планеты. Избавив свет от такой мрази, я спасу Фугаса и Ларри.
Щека Аббата вновь задергалась, а правая рука медленно потянулась к пистолету.
— Ты хочешь спасти жизнь этим убийцам? Забыл, как недавно Ларри одолжил мне свой нож? А Фугас, он бы тебе не помог. Мы можем спастись вдвоем. Я даю тебе честное слово. Я отведу тебя туда, где нас будет ждать мой брат. Он заберет нас обоих. Хац, не будь глупцом, не теряй такой возможности. Ты и при макроссах останешься комиссаром. Я все устрою…
Бластер комиссара изрыгнул пламя, и его заряд, попав в сердце Аббата, отбросил того к перилам, у которых преподобный только что мечтал о вечном. Из открытого рта маленькой струйкой потекла кровь. Открытые глаза неподвижно уставились в бесконечность, а в распростертой руке лежал пистолет, который так и не успел выстрелить.
Комиссар уже без всякого интереса посмотрел на Аббата.
— Аббат, твоя ошибка была в том, что ты считал себя самым умным, — мрачно произнес Моисей Хац над лежащим телом. И, спрятав свой бластер, комиссар пошел прочь.
А тем временем только чудо могло спасти друзей от неминуемой гибели в пламени огнемета, чье беспощадное жерло плотоядно подмигивало им голубенькой искрой. Бластеры лежали на полу. Помощи ждать было неоткуда. До смерти остался лишь один миг, состоявший из капли мгновений, исчезавших с фатальной неизбежностью.
Фугас, не отрывая от друзей безжалостного взгляда, уже во второй раз заорал в глубину супермаркета — Ларри! Иди сюда! Кто такой Ларри и зачем здоровяк его зовет, было неизвестно, но ничего хорошего от прихода Ларри ждать не приходилось. В любой момент на звук его голоса могли появиться прокаженные, чьи пронзительные выкрики были слышны по всему универмагу. И тогда оставалось бы сгореть заживо или умереть в язвах в одном из темных углов супермаркета. Выбор был невелик.
