Глава 9: Забывчивый кот
Я очнулся от того, что меня мерно раскачивало. Голова кружилась. Желудок подступил к горлу и застрял в нём противным комком, мешая дышать. Лапы нестерпимо болели.
Я с трудом приоткрыл глаза и увидел перед собой землю. Земля раскачивалась и медленно уходила куда-то назад. Это монотонное движение вызвало приступ тошноты. Желудок судорожно сжался. В пасти скопилась горькая слюна.
Я закрыл глаза и попытался просто дышать. Через некоторое время тошнота прошла.
Я снова открыл глаза, выгнул шею и попытался посмотреть вверх. Туда, где по моим ощущениям находились лапы.
Там они и были, все четыре. Их крепко связали верёвками и пропустили под верёвкой длинную жердь. На этой жерди меня несли вниз головой. А земля раскачивалась в такт шагам.
— Дядя Барджиль! Он очнулся! Князь нечисти очнулся!
Весёлый звонкий голос неприятно резанул по ушам. Я прижал их и инстинктивно зарычал. Точнее, попытался зарычать, но из пересохшей глотки вырвался только жалкий хрип.
Меня опустили спиной на землю и положили набок. Не бросили, осторожно опустили. Уже хорошо. С палкой между связанных лап я бы не смог извернуться и наверняка сломал себе позвоночник.
Надо мной наклонилось плоское, словно блин, лицо с чёрными густыми бровями и щёлками внимательных глаз.
— Очнулся, Немой? Как самочувствие?
Я понял только, что это человек. А человек — это опасность. Не знаю, откуда это взялось в моей памяти. Шерсть на загривке сама собой встала дыбом. Я оскалил зубы и зашипел.
Полосну, блядь!
— Дядя Барджиль, он тебя понимает?
Снова этот невыносимый звонкий голос! Ещё один человек?
Я попытался уловить его запах, но не смог. Ноздри были забиты какой-то дымной вонью, противной и приторной.
— Не знаю, Айсак! Князь нечисти должен быть хитрым — он может и притворяться. Но мы не будем рисковать.
Плоское лицо исчезло. Послышались короткие удары камня обо что-то твёрдое. Потом потянуло дымом.
Коричневая сухая рука поднесла к моему носу пучок горящей травы. Именно от неё шёл тот мерзкий запах, который забил мне ноздри, мешая думать.
Я сморщился и чихнул, но рука продолжала совать горящую траву мне в морду. Поневоле пришлось вдохнуть дым. Сознание стало уплывать.
Последнее, что я услышал, было:
— Запомни эту траву, Айсак! Малый белоцвет. Есть ещё большой, но тот не годится...
И снова долгое-долгое мерное покачивание. Сквозь муторное забытьё я почувствовал, как меня снова положили на землю и сняли с лап верёвку. Лапы заболели так сильно, что я чуть не завыл в голос. Попытался подняться, но смог только дёрнуть головой. И сразу же ощутил на шее петлю.
— Какие у него огромные когти! — с удивлением сказал звонкий голос. — Он не полоснёт ими лошадь?
— Ничего, — ответил второй. — Я замотаю его в лошадиную шкуру. Сбросить её он не догадается, пока действует белоцвет. Сейчас он не оборотень, а просто большой кот. Так безопаснее.
— А можно, я дам ему воды? И покормлю?
— Пока не надо. Сначала он должен присмиреть.
— А как мы его повезём?
— Завернём в шкуру и привяжем к лошади. Так он не вырвется.
— Как думаешь, дядя Барджиль — отец простит нас, если мы привезём ему князя нечисти?
— Простит. Куда он денется? Мы с тобой станем лучшими друзьями хана, Айсак!
В голосе того, кого называли Барджилем, мне послышалось что-то хищное. Я хорошо чувствовал эти интонации. Да и сам умел их издавать. Если бы только проклятое горло не скребло наждаком!
За глоток воды я, не задумываясь, готов был убить. Но сил совсем не осталось.
Меня снова окурили вонючей травой и завернули в мерзко пахнущую шкуру.
Мозг впал в привычное забытьё. Перед глазами медленно плыли бессмысленные цветные картинки. Земля опять раскачивалась. Но в этот раз она убегала назад ощутимо быстрее.
Лошадь. Они что-то говорили про лошадь.
В голове сразу же всплыло изображение высокого животного с сильными ногами. Такое ударит копытом — сразу размозжит череп.
Мысль уплывала. Я попытался зацепиться за неё, но не смог.
В этот раз я очнулся от того, что на воспалённый язык потекла струйка холодной воды. Я жадно проглотил её. Вода пролилась в горло, даже не намочив его. Я хотел взвыть от боли и отчаяния, но не смог.
Вода снова полилась в мою беспомощно раскрытую пасть.
— Пей, Немой! — услышал я тихий шёпот. — Пей, пока дядя Барджиль спит.
Айсак сидел надо мной на корточках и выжимал мне в пасть мокрую тряпку. Я судорожно глотал воду, она лилась сквозь клыки и капала на землю. Мне было невыносимо жаль этих драгоценных капель.
Выжав тряпку досуха, Айсак сбегал куда-то и снова намочил её. И опять сидел рядом на корточках и осторожно выжимал воду мне в рот.
— Прости, Немой! Но я не мог сделать по-другому! Хазары — мой народ, а ты — мой враг. Я должен был вернуться домой с победой. Но ты не убил меня. Ты дал мне еды и спас, когда я тонул в реке. За это я буду тебя поить и кормить. И попрошу хана оставить тебе жизнь.
Слова звучали бессмысленно, словно ветер, который шуршал в траве. Они значили для меня куда меньше, чем капли воды, падавшие на язык.
Наконец, я напился.
Вокруг была ночь. Чернильная темнота пролилась на землю. Холодный ночной ветер шуршал сухой травой. Высоко в небе горели яркие-яркие звёзды.
— Я бы дал тебе еды, — сказал Айсак, — но дядя Барджиль заметит.
Пацан огорчённо шмыгнул носом.
— Когда дядя Барджиль в следующий раз подойдёт к тебе — лизни ему руку. И тогда он тебя покормит. Ладно? Тебе же не трудно, Немой?
Щас, бля!
Я закрыл глаза и сделал вид, что сплю.
Пацан ещё посидел рядом, снова шмыгнул носом и ушёл.
Смутные воспоминания медленно-медленно ворочались в моей голове.
Над самым ухом послышался шорох. Я быстро открыл глаза. Возле моего носа сидела мышь.
Жирная и наверняка очень вкусная мышь! В желудке у меня заурчало от голода.
Вытянув шею, я молниеносно щёлкнул зубами. Но мышь оказалась проворнее. Она отскочила в сторону и обиженно сказала:
— Совсем охренел, Немой?
Блядь, и эта туда же! Мышь, а тоже дразнится!
Я зарычал и оскалился, чтобы хоть напугать дерзкую тварь.
Мышь абсолютно не испугалась. Она уселась на траву и огорчённо покачала ушастой головой.
— Немой, ты вообще ничего не помнишь? Ну, давай, вспоминай! Я — Мыш.
Мышь так и произнесла это слово — с большой буквы, как имя.
— А ты — князь Добрыня Немой. Князь нечисти.
Мне некогда было размышлять над тем, что плетёт наглая мышь. Я был слишком занят — пытался освободить хотя бы одну лапу. Когда это не получилось, я снова щёлкнул с досады зубами.
— Совсем плохо дело, — печально
