воскликнула Юлия. – Я выросла в офицерской семье и никогда не видела, как работает ткацкий станок. Отец приносил всегда готовую штуку ткани. Что-то шили сами, а форму он заказывал у портного…
– Мама шьет на заказ из фабричных тканей, – объяснила Роза. – Вручную делаем гобелены, полосы материала для платьев с прусским орнаментом. Сейчас выполняю заказ для одного гамбургского мага с электрическим даром – с вытканными молниями. Он совсем недавно получил амулет и страшно горд. Пожелал украсить молниями скатерть, занавески, даже полотенца. Мама взяла задаток, – она вздохнула. – Но что можно купить на эти марки, когда все лавки закрылись, хлебопекарни не работают, а зеленщик сбежал…
– Роза! Мне неловко было предлагать твоей маме… Вы меня так выручили, совершенно незнакомого человека… Возьми десять марок, потом купишь что-нибудь сладкое сестренке!
– Это совсем не обязательно, фройлян Джулия. Но если вы от чистого сердца – грех отказываться. Понимаете… Мы – лютеране, вы – православные. Ваши мужчины воевали против наших, убивали друг друга. Но ведь все это неправильно перед ликом Господа! Мы – дети его, и русские, и германцы, и даже, простите меня, евреи. Господь велел любить друг друга. И ближнего, и дальнего. Дай Бог – все уляжется.
Столько искренности и теплоты было в словах этой простой и довольно молодой гамбургской барышни, что Юлия не сдержалась и обняла ее, а та ответила. Несколько секунд они не разжимали объятий… А потом Магда учила гостью работать на ткацком станке.
Оказалось – не до такой степени сложно, как казалось на первый взгляд. Скорее – кропотливо.
Сначала пришлось закрепить множество нитей на двух рамках, установленных под углом. Потом Магда аккуратно протянула между ними челнок – катушку вытянутой формы с намотанной на нее поперечной нитью.
– Смотри! Она легла неровно. Нужно прижать к началу.
Она взялась за частый гребень, названный странным словом «бердо», и резко потянула его на себя. Нитка уложилась в идеально ровную линию.
– Понятно? Теперь давим на педаль.
Рамки, удерживающие горизонтальные нити, переместились. Нижняя ушла вверх, вторая, наоборот, опустилась.
– Теперь возвращаем челнок? – промолвила Юлия.
– Правильно, девочка!
Еще один удар гребнем, вторая нитка вытянулась строго параллельно первой. Фрау Грюн отпустила педаль, рамки заняли прежнее положение. Она повторила манипуляции с десяток раз, потом уступила место русской.
Получилось с первого раза! Пусть и не так быстро, как у Магды и ее дочери.
– Я уяснила… Если нужна полоса другого цвета, то на челноке придется заменить нитку. Но, фрау Грюн, как выткать сложный узор?
– То, что я показала, деточка, это арифметика. Алгеброй тебе заниматься рано. Лучше расскажи… Как вам живется, в России?
Юлия отложила челнок.
Что рассказать? Россия – она очень разная.
– У меня в классе шесть барышень. Все они из богатых семей. Поначалу сложно было. Но теперь они добры ко мне. Девочки умные, смышленые. Просят большего, чем в программе. Мы учим не только заданное губернским управлением просвещения. Часто собираемся, я открываю книжку, читаю им любимые стихи.
– А мне почитаешь?
– Но я же не смогу перевести их на немецкий, фрау Магда! Нужно быть настоящим поэтом, чтобы подобрать рифму, размер, не потерять дух…
– Ты по-русски прочти.
Это было так неожиданно… и приятно.
– Хорошо! Слушайте.
Юлия Сергеевна заметила, что к станку приблизилась Роза, держащая за руку младшую сестренку. Второй рукой маленькая девочка сжимала тряпичную куклу с очень выразительно вышитым лицом. Несложно догадаться: сделана кукла на этой мансарде, умелыми и нежными руками мастериц. А лукавая улыбка на тряпичном личике – как отражение души Магды или Розы, той, кто вышивал ротик, носик, глазки…
Для них Юлия и постаралась:
Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим.
Она коротко пересказала смысл пушкинских слов по-немецки.
– Хоть бы наш Юрген в кого-нибудь влюбился! – вздохнула Магда. – Парню восемнадцать скоро, вымахал как фонарный столб, а девушек сторонится, стесняется.
– Не заметила в нем застенчивости, – улыбнулась Юлия. – Скорее – наоборот. Уверен в себе. В нем чувствуется сила.
– Наверно, это вы его вдохновили, фройлян Джулия! – засмеялась Роза. – Он на вас так таращился!
– Да что вы говорите! Я для него – древняя старуха. Найдет себе моложе и красивее.
Немки наперебой принялись увещевать, что «старуха» – самое неподходящее слово для прекрасной русской. А потом маленькая София, после маминых уговоров, тоже выступила. Спела песенку, правда – не по сезону, новогоднюю. Немецкую народную, про елочку с зелеными иголочками:
O Tannenbaum, o Tannenbaum, Wie grün sind deine Blätter!
Потом Юлию отправили спать. Темно, керосин нужно экономить, лампы придется тушить.
Несмотря на усталость и избыток впечатлений минувшего дня, она долго не могла уснуть.
Конечно, немцы – очень разные. Не все такие, как семья Грюн. Разнузданные бандиты на улицах Гамбурга им не чета, хотя они еще не главное зло. Были и те, кто посылал громадные полчища захватывать российские и французские города, убивать… Но ведь в серых солдатских шинелях на передовой – такие же простые люди, как отец Юргена, Розы и Софии. Наверняка – достойный человек, коль вырастил таких детей.
И именно такие становятся первыми жертвами любой войны.
Найти бы Федора… И чтобы он был жив. Пусть главный мужчина в жизни Юлии Сергеевны изобретал смертоубийственное оружие, именно он мог предотвратить новую войну. Просто доказав кайзеру, что тот ее не выиграет.
Тогда Пауль Грюн вернется
