ухмыльнулся, вспомнив о докторе Вейре: тот, судя по всему, относился к алкоголикам со стажем, и сам с удовольствием составил бы ему компанию.
Недовольно подкрутив усы, Норс закурил и, уперев руки в бока, с досадой осмотрелся по сторонам. Прежде чем отправиться на вокзал, где засел капитан Глайнис со своими бравыми парнями, ему следовало определить, есть ли в помещении хоть что-нибудь, что может пригодиться в будущем, во время прохождения военной службы.
Кроме спичек и табака, которые он и без того всегда носил с собой, Норс ничего не мог придумать. Пожалуй, единственное исключение составлял «Домналл», но вольности вроде фотосъёмки на таких живописных объектах министерства обороны, как безликая кирпичная казарма, бетонный прямоугольный плац и пропитанная запахами овощей кухня, категорически запрещены. Исключительно по причине атмосферы строжайшей секретности.
Всё ещё пребывая в раздумьях, Норс неожиданно вздрогнул – ночную тьму пронзил душераздирающий вопль. Крик этот, свидетельствовавший о том, что человека, его исторгнувшего, вероятнее всего, постигла самая ужасная участь, какую только можно себе представить, раздавался снизу и мог принадлежать только сторожу.
Сирена умолкла, и в наступившей тишине послышались отвратительные чавкающие и хрустящие звуки. Если бы Норс мог всецело доверять своему слуху, он бы побился об заклад, что сторожа, чьё имя он, как на грех, забыл, в это самое время пожирало некое хищное и смертельно опасное существо. Насколько он мог судить по периодически раздававшимся слабым стонам, жертву обгладывали заживо.
На какое-то мгновение Норсом овладела странная, до невозможности глупая идея, источником которой, несомненно, являлась бумажка за подписью Глайниса, словно пытавшаяся прожечь внутренний карман сюртука, – желание спуститься вниз и отважно, как подобает капралу пехоты ЕКВ, сразиться с неведомым чудовищем. Тем не менее, остатки здравого смысла принудили Норса, наоборот, замереть и, двигаясь как можно тише, приблизиться к газовому рожку и отключить его.
Он спрятался под столом, как то неоднократно делал в детстве, пытаясь избежать встречи с нежелательными посетителями. Чавканье и стук об пол, доносившиеся с первого этажа, где проходила дьявольская трапеза, становились всё громче. Походило на то, что к первой твари присоединилась ещё одна, а может, и больше.
Сколько так длилось, Норс ни за что не смог бы сказать, так как его совершенно парализовал страх, и он не мог найти в себе силы даже посмотреть на часы. Наконец, внизу всё стихло, и топот шагов, со всей очевидностью, не принадлежащих человеку, вернее, людям, так как речь шла о нескольких существах, возвестил о том, что самое страшное позади.
Словно движимый неведомой силой, Норс, даже не веря в то, что совершает настолько отчаянный поступок, встал и, пройдя к окну на негнущихся ногах, посмотрел на происходящее внизу, на тускло освещённой немногими газовыми фонарями улице. Увиденное потрясло его: немыслимые, словно вышедшие из кошмарного сна рогатые твари с длинными носами-клювами разбегались в стороны, вероятно, в поисках новых жертв. Норс подумал, что если ему сейчас удастся сделать чёткую фотографию, то он, быть может, прославится на весь мир. Однако с такого расстояния, даже со вспышкой, не приходилось надеяться на качественный снимок, к тому же его смерть стала бы неизбежным следствием столь отчаянного поступка, ведь Норс, несомненно, выдал бы своё местонахождение.
Осторожно приоткрыв окно, в которое тут же ворвались крики, раздающиеся то на одной соседней улице, то на другой, Норс бессильно сполз по стене и, спрятав огонёк сигареты от возможных наблюдателей, закурил. Теперь он мог немного расслабиться и подумать. Первое, что пришло Норсу в голову – это мысль о необходимости определить точное время; так всегда поступали герои кинофильмов и детективов, к которым он имел несчастье пристраститься ещё в школе.
Пошарив в потёмках, он извлёк из жилетного кармана часы и подсветил себе сигаретой. Было начало второго часа, и зрелище привычных цифр, по которым неторопливо двигалась волосинка секундной стрелки, почему-то успокоило Норса. Заворожённый, он так и сидел, сжимая в одной руке сигарету, а в другой – хронометр, покрытый холодным потом и не способный думать ни о чём, кроме этих двух вещей, цепляясь за них, как за якорь. Он действительно тонул, буквально шёл на дно в глубочайшую бездну чёрного неведения и ужасающего его самого непонимания сути происходящих событий. Мир, в котором жил Дитнол Норс все предыдущие дуодуазтерц 27 лет своей жизни, рушился прямо на глазах.
Внезапно послышались шаги. Кто-то, крадучись, поднимался вверх по ступеням. Нервы Норса сжались в тугой комок. Он спрятался под стол и, раздавив сигарету о половицу, затаил дыхание.
– Господин Норс? – раздался мелодичный женский голос. – Господин Норс, вы здесь? Я видела вас в окне, но не уверена…
– Да, конечно, я здесь. – Норс встал и, отряхнувшись, продемонстрировал, что полностью владеет ситуацией. – У меня тут просто кое-что упало и закатилось под стол…
– Ох, надеюсь, это не ваше мужество, господин Норс. – Голос принадлежал вошедшей в помещение редакции стройной девушке, и, хотя тени скрывали её лицо, Норс сразу же узнал полуночную гостью. То была Гвенн Данлоп, молоденькая черноглазая брюнетка, один вид восхитительной белой кожи которой неизменно возбуждал в душе Норса самые пылкие чувства.
Гвенн обладала великолепной фигуркой, норовом дикой лани, совершенно не испорченным модным в женской среде феминизмом, и незаурядным умом. Её острый язычок был излюбленной темой для разговоров в среде дуннорэ-понтских кумушек, привыкших собираться за вечерней чашкой чая (по их провинциальным меркам, такие собрания выступали полноценной заменой посещению светских салонов). Впрочем, Гвенн не ходила на собрания кумушек, обзывая их «старыми девами» и «Армией Спасения». Она работала в книжной лавке, принадлежащей её отцу, а по воскресеньям посещала церковь. Гвенн около года училась в одном из колледжей на юге, однако потом вернулась домой. Точная причина такого поворота в судьбе девушки была неизвестна Норсу, однако, вероятнее всего, всё объяснялось нехваткой финансовых средств, которые у старого Данлопа, если верить сплетням, совершенно истощились. В этом отношении семейство Данлопов и Норс имели много общего: о таких людях говорят, что они знают больше названий звёзд на небе, чем у них в кармане пенсов.
Гвенн приблизилась к Норсу так, что он ощутил аромат её духов. Ему безумно захотелось сжать её в объятиях; сердце газетчика учащённо забилось… и он отступил на два шага.
– Почему вы пришли сюда, Гвенн? – Этот вопрос, заданный ломающимся, как у мальчишки, голосом, выдал его с головой.
Девушка тихо рассмеялась – и Норс почувствовал, что тает. Ему захотелось обнять её.
– Отец бежал сразу же… и мы разминулись в толпе. А потом я решила заглянуть в ратушу, откуда и гудела сирена, и
