– Мудака, бросившего позицию и побежавшего под бомбы, считаю дезертиром! Если выживет, после расстреляю лично, в назидание остальным! Помните: от бомб в поле не уйти!!!
Словно в подтверждение моих слов первая же четвертьтонная авиабомба, сброшенная «лаптежником», смела едва ли не всех бегущих под чудовищный грохот взрыва, сотрясшего высоту. В ответ к бомберу с некоторым запозданием потянулись трассеры 37-миллиметрового автомата, ударившие в момент выхода немца из пикирования (в этот весьма короткий промежуток времени фрицы где-то на секунду замирают в небе). Зенитчики немного замешкались, но уже остаток очереди зацепил крыло и хвост вынужденно замедлившегося «юнкерса», тут же задымившего и свалившегося в штопор. Легкая победа! Самолет с ревом стремительно понесся к земле, и вскоре раздался гулкий взрыв, слившийся с нашими восторженными криками:
– Ура!!!
– Молодцы девчонки, достали «стервятника Геринга»!
– Бей гадов!!!
– Так и надо!
Но обрадовались бойцы рано: немецкие летчики – твари крайне злопамятные и мстительные. Привыкли к тому, что безнаказанно бомбят и расстреливают сверху наши части, слабо обеспеченные зенитной артиллерией и пулеметами, редко имеющие воздушное прикрытие. А тут вот на тебе, огрызнулись русские, крепко огрызнулись!
Попал под очередь сильной скорострельной пушки один бомбер, подставившийся во время пикирования, но два оставшихся тут же сменили курс и полетели к позиции едва-едва замаскированной батареи. Ударили курсовые пулеметы, навстречу летящим над холмом фрицам устремились трассы 37-миллиметровых снарядов…
Но не так-то просто попасть по движущейся со скоростью триста километров в час цели, особенно если вести огонь двумя пятизарядными обоймами. Десять осколочных гранат – совсем немного для автоматического огня, выстреливаются они в считаные мгновения. Заряжающий быстро справляется с укладкой новых обойм, всего за несколько секунд, но «юнкерс» преодолевает 83 метра в секунду, сближаясь с кусачей батареей. Если не попадешь первой же очередью, со второй можно просто не успеть…
Зенитчики – или зенитчицы – в этот раз не успели. Может, нервное напряжение помешало сразу взять верный прицел, может, курсовые пулеметы «лаптежников» нашли свои цели, но трассы нашего прикрытия прошли ниже пикировщиков. А в ответ на позиции батареи полетели вниз небольшие бомбы-полусотки, закрепленные под крыльями «юнкерсов». Полетели неточно, вразнобой, но восемь авиабомб – это восемь авиабомб, и даже полусотки превосходят снаряды тяжелых гаубиц.
От тяжелых разрывов вздрогнула, заходила ходуном земля, батарею заволокло дымом и поднятой в воздух взвесью… А когда она рассеялась, все мы увидели, что одна покореженная пушка лежит в стороне от капонира, а вторая мертво задрала ствол орудия в небо. И никакого движения.
– Твари!
– Мрази!!!
– Чтоб вас…
Ругательства мало чем помогут павшим. «Юнкерсы» пошли на разворот, а после – в нашу сторону, и крики тотчас смолкли. У многих бойцов пошел по коже мороз, заныло в груди, в частности у меня… Ведь у каждого пикировщика к фюзеляжу прикреплено еще по одной здоровенной авиабомбе весом двести пятьдесят килограммов. А то и под пятьсот. И если эти самые бомбы сбросить на нас сверху… Хотя цель ведь неподходящая: техники, тяжелого вооружения нет, людей здесь мало… Ну а вдруг отмбомбятся? Страх остро кольнул сердце: если вложат по единственному блиндажу санпункта, от него ведь ничего не останется…
– Пулеметчики, приготовиться открыть огонь по воздушным целям!
«Лаптежник», считающийся на деле не самым скоростным самолетом, весьма солидно бронирован, так что даже пробовать повредить его огнем ручных «дегтяревых» – так себе затея. Однако я знаю, что нервничают фашисты, когда по ним стреляют, так или иначе, но мажут мимо цели! Да и «ишачки» (истребитель И-16, морально устаревший к 41-му), вон, через одного вооруженные лишь пулеметами винтовочного калибра, сбивали ведь «юнкерсы»… К тому же не хочется просто терпеть, когда враг тебя безнаказанно бьет!
Крепко уперев сошки ДТ в землю и плотно прижав телескопический приклад к плечу, я приготовился открыть огонь, одновременно негромко скомандовав Сергею Усову (бойцу из ночного пополнения и моему временному второму номеру):
– Ложись на дно окопа и не высовывайся, набивай диски. Понял?
Молодой щуплый парнишка мелко закивал, а я уперся спиной в противоположную стенку хода сообщения, желая занять позицию поустойчивее. Ну, только попробуйте спикировать на нас, гады…
Глава 7
24 августа 1942 года
Декретное время: 9 часов 38 минут утра
Высота 97,7, район Сталинградского тракторного завода, 282-й полк НКВД
Пикировать на тонкую ленту русских траншей «юнкерсы», идущие на бреющем полете над высотой, не собираются, и, крепко стиснув запотевшей от напряжения ладонью телескопический приклад, я не решаюсь открыть огонь. Может, и вовсе пронесет?!
Звук ударившей справа очереди ДТ развеял мои сомнения. В ответ фрицы тут же застрочили из курсовых пулеметов, и я, пообещав себе, что придушу придурка, начавшего с испуга стрелять, зло выкрикнул:
– Огонь!!!
Ловить в прицел летящий со скоростью триста километров в час самолет – занятие бесполезное. Но я все же попытался, после чего мягко потянул за спусковой крючок… Пулемет сильно дернуло от отдачи, трассы прошли заметно ниже и позади стремительно приближающегося к окопам «лаптежника». Не имеют успеха и остальные стрелки – без концентрических зенитных прицелов и специальной подготовки, где обучают вести огонь по воздушным целям, мы могли рассчитывать только на везение.
Но нам не повезло. «Штуки» проскочили над окопами; огонь курсовых пулеметов лишь шуганул бойцов. Но, в отличие от стационарно закрепленных на носу «машингеверов», для наведения которых требуется маневрировать самолетом, кормовые стрелки бомберов имеют возможность вести прицельный огонь на свое усмотрение. И когда «восемьдесят седьмые» пронеслись над моей головой, одновременно начав забирать вверх, из-за хвостов бомберов ударили уже более точные, прицельные очереди вражеских пулеметов, стегнувших по брустверу. Кто поопытнее и попроворнее, успел нырнуть вниз, в их числе и я. Но до меня донеслись отчетливые шлепки пуль о человеческое тело и короткий, громкий и тут же оборвавшийся вскрик боли… Первые потери.
Смачно ругнувшись, выныриваю из окопа, поднимая пулемет над бруствером, одновременно уперев ногу в окоп. Наша попытка отразить воздушный удар врага (а все из-за слишком поспешной стрельбы расчета, у первого номера которого не выдержали нервы) спровоцировала фрицевских летчиков, очевидно, решивших все же отбомбиться по роте! Ибо, набрав высоту, «лаптежники» дружно перевернулись в воздухе, начиная пикировать к траншеям.
– Всем огонь по врагу! Всем огонь!!!
Новая очередь уходит далеко в стороне от падающих вниз самолетов – я фиксирую это по обесцвеченным солнцем трассам. Сердце колотится в груди все более часто, в горле застывает ком, руки холодеют – паника заполоняет сознание. Блин, да еще чуть-чуть, и я потеряю над собой контроль! Но выплеск адреналина в кровь одновременно обострил работу мозга, и, захваченный внезапной, но показавшейся такой разумной догадкой, я выпустил остаток диска заметно ниже самолета, но прямо по его курсу. Блеклые светлячки уткнулись уже в хвостовую часть бомбера, и, кажется, пара их все же нашла свою цель…
– Поздравляем! Вы получили навык «новичок-зенитчик»!
– Диск, срочно!
Я подстегнул замешкавшегося второго номера и одновременно что есть силы закричал:
– Стреляйте ниже! Пусть очереди ложатся по курсу, фрицы их сами догонят!!!
Перезарядить пулемет я уже не успел. Один из «лаптежников», прямо перед которым скрестились очереди сразу двух «дегтяревых», поспешно дернулся в сторону, и отвесно падающая «капля» мощной авиабомбы, отделившаяся от самолета, полетела уже в сторону от наших позиций. Но второй летчик с курса не свернул, и сброшенные им двести пятьдесят килограммов взрывчатки и металла устремились к окопам. Последним, что я увидел, прежде чем распластаться на дне траншеи, была неожиданно ударившая с тыла очередь зенитки, перехлестнувшая и развалившая «юнкерс» прямо в воздухе, на выходе из пикирования. Значит, не всех батарейцев накрыло полусотками, смогли наши если не дать отпор, то хотя бы отомстить…
