Хуже всего было то, что дым от шашки минуту назад унесло ветром, и точно взять курс на оставленное орудие больше не представлялось возможным. Единственным ориентиром был поросший тростником остров, но он давал лишь приблизительное направление. Охотник не был уверен, что сможет найти нужную кочку, так как она ничем не отличалась от сотен тысяч других в зоне видимости.
Оставалось надеяться, что на воде можно будет разглядеть оранжевое пятно от специального красителя, которое всегда образовывалось после сгорания самодельной дымовухи. Но, продвинувшись довольно далеко на восток, Симпсон ничего такого не заметил.
Дальше мчаться в сторону океана не имело смысла – пушка точно находилась ближе к развалинам заправки. Пришлось разворачивать глиссер, подарив преследователю еще несколько драгоценных секунд, и двигаться по синусоиде, чтобы охватывать взглядом больше пространства. Риск был огромен, но пушку было жалко: если драпать в поселок налегке, ее потом вообще будет не отыскать. Да и внезапное появление в поселке огромной хищной каракатицы на хвосте у аэроглиссера – плохой подарок соседям от охотника. Даже если никто не пострадает, они ему потом это дело крепко припомнят.
Внезапно Уэйн краем глаза все-таки ухватил в двух сотнях метров по правому борту широко расплывшееся по поверхности воды оранжевое пятно. Вывернув руль, индеец выставил ручку управления ходом в нейтральное положение, чтобы достичь нужного места по инерции, а не на полном ходу.
Он заметил пушку на западном краю пятна. Стащил оставшийся сапог, чтобы не ковылять как идиот в одном, выскочил из глиссера, хотя тот еще двигался, и, погрузившись выше колен, рванул к уже заряженному орудию. Достигнув кочки, на которую сбросил гарпунную пушку, индеец присел на корточки, перевел планку диоптра на стрельбу прямой наводкой, поймал выступавший над водой холм стремительно приближавшейся туши каракатицы в стальную паутину прицела, отскочил в сторону, чтобы не зацепило отдачей, и рванул спусковой шнур.
Шарахнуло мощно. Из ствола выплюнуло трехметровый сноп догорающего в воздухе черного пороха. Отдачей пушку швырнуло далеко назад, и она, кувыркнувшись, плюхнулась в воду между кочками.
Воздух между Уэйном и каракатицей заволокло густым белым дымом. На бесконечно долгое мгновение индеец замер, потеряв цель из виду; ему оставалось только догадываться, попал или нет, но в любом случае предпринять он уже не мог ничего. Даже если промазал, пытаться бежать или уклоняться от атаки было уже без толку. У него имелась возможность сделать лишь один выстрел, после которого оставалось уповать только на волю великих маниту.
Когда дым чуть снесло на восток свежим морским ветром, стало видно, что каракатица продолжает угрожающе надвигаться на охотника. Метаться было унизительно и, главное, бессмысленно, а закрывать глаза охотник счел малодушием, поэтому он просто стоял и смотрел, как приближается, постепенно краснея, огромная туша монстра.
Выхватив из нагрудного кармана пачку сигарет в непромокаемом пакете, сунул одну сигарету в рот, щелкнул зажигалкой, не спуская прищуренных глаз с приближающегося раненого чудовища, прикидывая, успеет ли сделать хоть одну затяжку, всего одну, последнюю в жизни затяжку…
Каракатица-убийца, несомненно, была ранена – ее тело понемногу наливалось красным, хотя окружающая среда не располагала к подобной маскировке. И двигалась она все медленнее и медленнее.
Объяснение этим научным феноменам у охотника имелось только одно: серьезное внутреннее кровотечение.
Когда до Уэйна Симпсона оставалось всего футов тридцать, скорость гигантской каракатицы упала практически до нуля, и инопланетная тварь, чудо враждебной генной инженерии, забилась в предсмертных конвульсиях. Древко гарпуна торчало из мокрой кочки далеко позади нее – тяжелый снаряд, отправленный в свободный полет четырьмя унциями пороха, с короткой дистанции пронзил тело монстра навылет, нанеся ему повреждения, несовместимые с жизнью.
Подергавшись, тварь испустила дух. Кожа ее стала темно-красной, почти коричневой, а кровь растекалась по воде широким шлейфом, отмечая путь каракатицы после попадания гарпуна.
Уэйн, почти полностью лишившийся сил в этой неистовой смертельной гонке, опустился на кочку и, наконец, позволил себе закрыть глаза. Дыхание постепенно восстанавливалось, адреналиновый шторм в крови постепенно утихал, заставляя онемевшую кожу словно оттаивать после укола дантиста.
Немного отдышавшись, индеец открыл глаза, поднялся на ноги, вытащил мачете и обошел тушу каракатицы вокруг.
Выглядела покойная превосходно – лишь два небольших надреза на коже: один там, где гарпун вошел, другой там, где вышел. Внутренние повреждения, естественно, тоже локализованы по длине раневого канала, а значит, если разделать добычу не спеша, аккуратно, то вполне реально поживиться несколькими неповрежденными внутренними органами, которые можно потом выгодно продать через дилеров на черном рынке.
Мясо каракатицы, практически не отличавшееся от плоти обычных земных моллюсков, Уэйн собирался съесть сам. Для таких случаев он держал в подвале своего маяка несколько мощных морозильных шкафов, приобретенных в разное время по случаю. Всю тушу он, конечно, за один раз не уволочет, а вернуться за остатками уже не удастся – на болотах достаточно желающих поживиться результатами чужого триумфа. За час сожрут дочиста. Но и того, что он сумеет забрать, хватит надолго, еще и соседям продавать сможет.
Аэроглиссер по инерции уплыл довольно далеко, и теперь его сносило ветром к востоку. Мотор работал на холостых оборотах, впустую расходуя топливо. Пришлось преодолеть больше сотни метров по жидкой грязи до суденышка, отогнать его поближе к мертвой каракатице и пришвартовать обнаруженным на борту якорем. После этого Уэйн принялся разделывать тушу, загружая куски мяса и ценные органы в глиссер.
Он увлекся работой настолько, что непростительно утратил бдительность, потому что прозвучавший за спиной плеск оказался для него полной неожиданностью. Такой звук могло издать только живое существо, а на болоте встреча с любым существом смертельно опасна. Поэтому индеец выхватил гарпун, притороченный к рюкзаку, перехватил древко поудобнее и резко развернулся, выставив перед собой сверкающее лезвие.
Перед ним стояла не инопланетная тварь, не двуногий двоякодышащий аквамен, похожий на саламандру, а всего лишь девушка, самая обыкновенная, лет восемнадцати на вид. Причем совершенно голая. Ее длинные черные волосы были мокрыми и прилипали к плечам, на лице и теле виднелись потеки болотной грязи. Она стояла по колено в воде, совершенно не стесняясь и не пугаясь постороннего мужчины, вообще не обращая на него внимания, и дрожала от холода.
