Я остановился перед смешной девчонкой, конопатой и худой, как вяленая вобла, продавщицей жаренных каштанов, и купил маленький пакет. Мои дети обожали каштаны, но сейчас я ел их сам, пока шел по набережной к дому адмирала Крола, отдавая честь проходящим мимо офицерам и раскланиваясь с редкими знакомыми.
Адмиральский квартал находился в самом центре, он начинался сразу за Адмиралтейством и тянулся вдоль набережной, пока не упирался в здание Морской академии. Гардемарины должны были видеть из окон казармы свои будущие апартаменты. Они должны были осознавать, что, когда закончат высшее учебное заведение и достигнут соответствующего положения, адмиралтейство предложит им деньги, уютный кирпичный особняк с отдельным входом и возможность ездить в собственном экипаже или даже автомобиле по столичным улицам. Не знаю, говорили ли им преподаватели, что в случае смерти адмирала, семью выселят в течении двух месяцев, а в уютный дом на набережной поселят другого великосветского квартиранта, но обычно молодежь о таком не думает. У них впереди слава, подвиги, награды и высокие звания.
Я обогнул стайку гардемаринов и вошел в маленький цветочный магазин. Звякнул колокольчик. Здесь было прохладно. За прилавком стояла милая девушка лет двадцати, светленькая, в аккуратном переднике и шапочке. Когда я вошел, она разбирала большие красные розы, которые стояли на прилавке в цинковом ведре. Цветы были яркие и свежие. Услышав дверной колокольчик, она повернула голову, улыбнулась и подошла ко мне, вытирая расцарапанные руки о вышитый передник. Я подумал, что наверно у нее живет кошка или она поранилась о шипы роз. Она смотрела на меня с любопытством.
— Что желаете, господин офицер?
Она была маленького роста, как девочка.
— Дайте мне, пожалуйста, семь белых роз.
— Одну минуту.
Она убежала за прилавок и скоро вернулась, держа в руках красивый букет. Большие бутоны, еще не раскрывшиеся, на длинных толстых стволах.
— Вам нравиться?
— Да. Спасибо.
Она завернула цветы в белую бумагу, взяла деньги и проводила меня к выходу. Когда я вышел, за спиной опять звякнул колокольчик.
Семью Крола выселяли. Через неделю должен был въехать новый жилец и жена адмирала приказала прислуге собирать вещи. В прихожей стояли тяжелые сундуки.
У дверей меня встретила служанка. Она молча поклонилась, приняла фуражку и планшетку и проводила меня в дом. Зеркала в гостиной все еще были завешены черными платками, шторы задернуты.
— Госпожа сейчас придет, — сказала служанка громким шепотом и вышла.
Я остался стоять. В комнате ничего не изменилось. Казалось, что время застыло здесь навсегда. Даже часы перестали бить. На специальной подставке все так же лежали любимые трубки адмирала, на столе стоял его стакан в серебряном подстаканнике. На стене висел портрет Крола, который написали за год до смерти. Он был изображен в парадной форме на фоне горящих вражеских кораблей.
— Здравствуйте, Бур.
Вдова появилась совершенно бесшумно. Худая, пожилая женщина с высокой прической. Она держалась удивительно прямо. После смерти адмирала вдова носила только черное. Я с поклоном вручил ей цветы. Она улыбнулась одними губами, положила розы на стол и указала мне на глубокое кресло.
— Садитесь, пожалуйста.
— Спасибо, — я сел. Она опустилась на стул, напротив.
В этой гостиной мы провели с адмиралом много интересных вечеров, пили вино, разговаривали. По натуре Крол был домоседом и все свободное время проводил дома, за картами, разбирая старинные морские сражения.
— Вы в парадной форме. Вызывали в адмиралтейство?
— Да. Завтра меня переводят, отправляют в другой гарнизон. Вот, — я развел руками: — пришел проститься.
Вдова всплеснула руками.
— Милый, Бур! Они и Вас не пощадили. Трудные времена настали для сподвижников моего мужа. Он предупреждал меня. Он это предвидел.
Жена адмирала, в молодости, была очень красива и, по праву, считалась одной из самых обворожительных женщин столицы, но со временем былая красота увяла, в лице появилась сухость, а в глазах презрение. Она считала, что вокруг адмирала одни завистники и доносчики, и относилась с подозрением даже к близким друзьям. Детей у них не было, и вся любовь этой странной женщины обрушилась на адмирала. Она часто повторяла, что отдала жизнь своему мужу. Наверно так оно и было. Не знаю любил ли ее адмирал, но по-своему он был к ней очень привязан.
— Как Ваши детки? Как жена?
Вдова не смотрела на меня. Она сидела на самом краешке стула, словно была не дома, а в гостях, и готовилась в любой момент встать и уйти. Эта темная комната, в которую неделями не проникал дневной свет, была склепом, наполненном пылью и одиночеством. Мне было душно и неудобно, и я заерзал, пытаясь пристроить шпагу.
— Все хорошо, спасибо. Все здоровы.
— Они останутся в столице?
— К сожалению, нет. Им придется вернуться домой. Жить в столице слишком дорого.
Мне было тяжело смотреть на вдову, и я стал разглядывать книжные полки и развешанное на стене холодное оружие.
— Да, да. Я понимаю. Иногда мне самой хочется бросить все и уехать отсюда. Но здесь похоронен мой муж и я не могу оставить этот город. Знаете, Бур, я сняла дом в старом городе, кажется там даже есть сад. А Вас далеко переводят?
— Очень.
— Куда?
— Извините, не могу сказать, государственная тайна.
Она порывисто встала, зашелестели длинные юбки.
— Ох уж эти тайны! Как же они мне надоели!
Она подошла к окну и отдернула штору. В комнату ворвался яркий солнечный свет. Я зажмурился. Но вдова тут же задернула занавеску, словно испугавшись своего порыва. И когда она повернулась ко мне, я увидел в ее глазах ужас, словно она совершила святотатство.
— А почему семья не едет с Вами?
Я поднялся.
— Там нет никаких условий. Собственно, там и казармы еще нет.
— Какой кошмар! Какие мерзавцы! Когда Вы едете?
— Завтра на рассвете.
— Отправляйте скорее жену и детей домой. Им нечего делать в этом ужасном городе. Если бы завистники не травили моего бедного мужа, может быть, он был бы еще жив. В столице все прогнило. Здесь нечем дышать.
Я сокрушенно покачал головой. Мне нечего было сказать. Адмирала больше не было и ничто не могло бы ее утешить.
— Не знаю, увижу ли Вас снова, и поэтому хочу сделать Вам подарок. Подождите одну минуту.
Она вышла за дверь. Я подошел к книжным полкам, провел пальцами по корешкам древних фолиантов. У адмирала были уникальные издания, очень редкие. Шкаф стоял у окна, и я, воровато оглянувшись, чуть отодвинул штору и выглянул на улицу. Там в другом мире, катились пролетки и бегали уличные мальчишки, дворник подметал тротуар, мимо прошмыгнула кошка, и дворник замахнулся на нее метлой.
