Жители фермы Хромого были людьми мирными, по-своему добрыми и держались друг друга. Поэтому старик перестрелял старух, а сам повесился в сарае. Он славно пожил, надо, чтобы хватило еды внукам. Ночью Праска со своим сыном-переростком попыталась украсть муку и сбежать, но была поймана и забита палками, а сын – изгнан из деревни. Больше никто на святое не покушался. Все надеялись, что вернется Омега с победой, мужья привезут деньги и купят еды. Что покупать не у кого, в голову никому не приходило.
Днем в ворота постучал придурковатого вида оборванец и попросил воды. Его впустили. Он побежал к колодцу и принялся жадно пить. Обливался, хлюпал, захлебывался и нес чушь. Дети смеялись, украдкой бросали в него камешки, взрослые думали – сумасшедший.
Напившись, оборванец попросил еды и, не дожидаясь отказа, упал и забился в корчах, посинел, из раскрытого рта хлынула пена.
Сначала покойника хотели закопать, как своих мертвецов, но потом подумали и решили его разделать ночью, когда дети спят. Чужой же. Считай и не человек – мутафаг.
Так умерший от сердечного приступа Зяма помог целой деревне. Ферме Хромого повезло: в тот черный сезон четверть жителей Пустоши умерли от голода.
Глава 21 Партизанский отряд
Небо над Москвой начало синеть – близился рассвет. Отряд выбрался из подземелья, как сказал Маузер, в районе какого-то «метровыхина». Вокруг было тихо и безлюдно, щерились выбитыми окнами брошенные дома, мост без начала и конца нависал над головой. Чуть поодаль, как раз где мост обрывался, валялась на боку связка помятых самоходов, покрытых облупившейся синей краской, с маленькими колесиками. Артур так понял, что это и есть «поезд», который ездил по тоннелям, а потом почему-то попал сюда.
– Не могу привыкнуть, – севшим голосом проговорил Маузер. – Сколько лет смотрю – а привыкнуть не могу. Угробили мой город.
– Ты из какого клана-то, Вестник? – спросил Хамло без особого интереса. – Из башмачников, что ли? У них то джагеры, то еще какая-то пакость вечно заводится.
– Нету больше моего клана. Я… из коренных. Слышал? Коренные москвичи. Нет? Ну вот, говорю же – нет их больше.
Хамло неуверенно улыбнулся: понимал, что Маузер шутит, пусть и невесело. Тимми, весь путь молчавшая, прерывисто вздохнула:
– У Кузьминок парк был. Большой такой. И не стало – выгорел весь.
– Ну вы… историки, – Хамло хлопнул Тимми по плечу, – хватит рыдать над былым величием. Пора спасать шкуры.
Соорудили носилки для раненых – закрепили куртки на подвернувшихся под руку жердях. Фирг, хромая, шел сам и непрерывно ругался вполголоса, попеременно на человеческом и мутантском. Его соплеменники внимали в молчании.
– Омега нападет с юга, – рассуждал на ходу Маузер. – Скорее всего, юго-западу и юго-востоку тоже достанется в первую очередь. У нас мало сил, полторы сотни партизан погоды не сделают, даже с пятьюдесятью мутантами. Нужны еще люди.
– Откуда же их взять? – Хамло шагал рядом, размахивая руками. – Интересно, сколько омеговцев?
Артур прикинул:
– Не меньше двух дивизий. На Москву, скорее всего, одну бросят. А это тысяч восемнадцать бойцов, военная техника… Сметут нас. Такой-то силищей.
– Нужны люди, – с нажимом повторил Маузер. – Хотя бы пять тысяч наберем – уже толк будет. И техника нужна. Бандитов, нищебродов – всех подключим… должны успеть подключить. А ведь сегодня Омега будет в Москве.
– Значит, жизни нам осталось – одно утро? – Хамло улыбнулся. – Последний, значит, рассвет? Давай-ка, Вестник, пошлем людей предупредить бандитов. А сами двинем на юг. И с честью там поляжем.
Тимми рассмеялась, запрокинув голову к небу:
– Славно придумал, Хамло! Ох, славно! Гульнем напоследок! Устроим салют в честь Дня Победы!
Артур снова не понял – ну да что с них взять, с Древних. Вечно о прошлом вспоминают, смириться не могут.
* * *
Маузер ухитрился каким-то образом объяснить людям, куда идти, и отряд разделился. Артур остался с Маузером, Тимми, Фиргом и Хамлом, еще около пятидесяти человек и мутантов топали позади. Остальные рассредоточились по Москве, гонцы побежали к бандитам из разных мелких кланов. Было тихо, как бывает только в покинутом городе на рассвете, – ни щебета птиц, ни возни зверей, ни детского плача.
– Царицына нет больше, да? – Тимми, не переставая, озиралась. – Ничего нет. Может, эта ваша Омега не так уж и неправа? Наведут порядок, отстроят город, промышленность поднимут. Заживем, как раньше. Как люди. В законе и порядке. Вольница анархистская – это, конечно, круто, кто бы спорил. Но жить в ней… Как на свалке.
Артур ее очень хорошо понимал: самого терзали сомнения. Ушли в прошлое, забылись виденные ужасы, ненависть к Омеге. Может, стоит заткнуть голос гордости, покориться силе Омеги, позволить ей вымести с Пустоши пакость, прихватив несколько невиновных? И Лана будет расти в обновленном мире, ездить с ним на ярмарку в Москву, ничего не боясь. Как там рассказывала Тома? Школы, больницы, чистота и достаток. Все счастливы. Все довольны.
– Мы точно как люди не поживем, – отозвался Маузер, – нам с тобой хана. И мутантам хана.
– Это с чего вдруг? – удивилась Тимми. – Выживут… Грабить не будут.
– Да? Орден Чистоты с Омегой заодно. Вот и делай выводы.
Ну и что – мутанты? Да мутафаг с ними, с мутантами! У Артура одно сердце в груди, у Ники и Ланы – тоже. Курганник уже мертв, а таких, как он, больше и не сыскать. Мутанты… Будто есть кому-то дело до них. Не так уж выродков и много, они скорее мешают, чем пользу приносят, – бродяги, неуправляемые, на своем языке болтают. Вроде людоедов, в общем. За них умирать? Дураков нет, извините.
Фирг зарычал с негодованием: упоминание монахов приводило его в бешенство.
Между прочим, мутанты – это не только Фирг, Курганник или Орв. Это еще и пакость из подземелий. Вывороченные ноздри, длинные клыки, жажда крови. Или гронги, навязывающие свои мысли и желания. Неизвестно, что лучше: оставить в живых всех или всех уничтожить, не разбирая, кто виноват. Не так много невиновных пропадет, если разобраться.
Или вот взять этот приказ: женщинам Пустоши ублажать солдат. А будь сам Артур солдатом, не захотел бы любви и ласки? Ведь никто силой баб брать не будет, по-хорошему всё. Да большинство шлюх с готовностью ноги раздвинут – вон, на Артура безо всякого приказа прыгают. Сосед Яшка тогда про изнасилование говорил… А вдруг врал? Даже если правду сказал – единичный это случай.
Зря, ох зря Артур дезертировал. Вот этого – не простят. Убийств не простят.
И к чему привело? Оглянуться назад – трупы. Не уведи Артур с собой Паша, Маклая, Клопа, Щуплого, Проньку – остались бы они живы. А так – все умерли ни за что. Глупо умерли.
