– Как тебе день? – Эрик, раздевшись до пояса, умывался, после очередного дня торжеств, а Морриган, в обнаженном виде лежала на постели и с довольной улыбкой нежилась на приятной шелковой простыне.
– Было интересно, особенно эта странная игра, что ты затеял. – Она повернулась на бок, соблазнительно поведя бедром, и посмотрела на него. – Сколько еще будут продолжаться торжества? Ты не боишься того, что народ так привыкнет к ликерам, и потом никакими виселицами их от него не отучишь? Мало ли у нас в… эээ… царстве пьяниц. О них нужна забота. Если они сами не могут остановиться, то мы, как честные монархи должны им помочь в этом деле.
– Ты права. – Князь закончил свой вечерний туалет и, обернувшись к ней, окончательно разделся и улегся рядом. – Завтра же объявлю последний день. Тем более, что тот миллион аргентов, что я планировал потратить на эту пьянку, уже подходят к концу. Ну да не об этом нужно в постели разговаривать. – Сказал Эрик и с хитрым, но ласковым взглядом повернулся к жене.
Утро 21 октября оказалось трагичным – встав по малой нужде, незадолго до восхода солнца, царь обнаружил, что Морриган не дышит, а на простыне рядом с ее ртом было несколько капель крови.
Сказать, что Эрик был в ярости – значит, ничего не сказать. Нет, у него не было истерики с громкими криками и маханием руками, но его взгляд, жгучий, полный ледяной, еле сдерживаемой злобы и жажды разрушения, даже мельком брошенный на слуг вызывал у тех острые приступы диареи. Глава больницы – Ли Гу прибыл весьма быстро, и ситуация прояснилась – в графине с десертным вином, что принесли вечером вместе с фруктами, был какой-то яд, сильный, но замедленного действия. Собственно очевидно, что хотели отравить Эрика, но он в отличие от Морриган к вину не притрагивался, так что у отравителей вышла накладка. Дальше закрутился сущий ад. На горизонте только пробивались первые лучи солнца, а в комнате царя шел во всю инструктаж всего руководства отдела контрразведки, а также начальника государственной милиции. Ребята, видимо так испугались за столь существенный промах, что сработали на славу – к вечеру того же дня были задержаны все люди, которые не то, что прикасались к кувшину, но даже знали о его существовании. В течение следующей недели перед глазами Эрика предстала очень милая картина – в сердце его державы имел место довольно обширный заговор, нити которого уходили в Никейскую империю. По итогам расследования сорок шесть человек было приговорено к смерти, еще двести, как неблагонадежных выдворили из столицы на работы в Перекопе. Дабы больше никому в голову не приходили подобные выходки, царь решил казнить заговорщиков с особым цинизмом. Первым шагом казни стало выкалывание глаз и рассечение языка. Потом им всем вливали сильное слабительное, которое основательно прочищало им кишечник, и, грубой ниткой, надежно зашивали анус. В таком виде этих заговорщиков сажали на коленях в колодки у городских ворот, вдоль дороги, идущей на Феодосию. На колодках каждого было крупно написано его имя и за что его казнят. Раз в сутки их кормили и поили, правда, не очень обильно. Первые несколько дней были относительно спокойными, а вот на четвертый некоторые персонажи стали подвывать от болевых ощущений. На десятый день умер последний, наиболее стойкий. Самым неприятным было то, что среди заговорщиков был сподвижник Эрика, что помогал поднимать сельское хозяйство – грек Филимон. В общем, назревали большие разборки в государстве. Главное в этом деле в разнос не пойти, так как совершенно точно, тот, кто хотел его отравить, параллельно мутил воду и в его землях, то есть многие ее персонажи нуждаются в профилактическом курсе лечения анально-генитальными средствами народной медицины. Каторги у него не было, беломор-канал копать негде, поэтому единственная творческая мысль, которая его посетила на стыке здравого смысл и жажды крови, заключалась в обширных земляных работах в районе Сиваша. То есть, в качестве наказания за содействие врагам товарищи будут направляться на срывание совершенно лишних песчаных кос, углубление дна и общее укрепление оборонительной линии Перекопа. Так что, новый, 1218 год Боспорское царство встретило, так сказать, в тонусе, а земляными работами в Сиваше занималось уже полторы тысячи человек.
В первые месяцы царствования все в землях Боспора ходило ходуном, что являлось не самым лучшим предзнаменованием. Более-менее улеглось только после того, как в конце февраля 1218 года пришло письмо с просьбой о помощи от его старого союзника – неудачливого правителя Болгарии Борила Асеня, который сидел запертым в своей столице войсками брата Ивана, претендовавшего на царский трон. В принципе, Эрику были до фиолетовой малины разборки между Асенями, но ситуация складывалась очень удачно для того, чтобы одним ходом прервать царствующую династию и отправить Болгарию в большую и бесперспективную междоусобную войну в борьбе за престол между не очень влиятельными претендентами. Поэтому в середине марта царь погрузил на арендованные корабли торговой компании Деметры оба батальона, прихватил с собой десяток пушек с припасом и высадился неподалеку от Варны. После долгой и разорительной гражданской войны, в которой страна пребывала вот уже около года, город принял его достаточно благосклонно и встретил открытыми воротами да припасами для войска. Мало того, выделили даже подводы за символическую плату для обозного хозяйства. От Варны царь повел свое войско к Преславлю, что находился на полпути до болгарской столицы Тырново. Шли не спеша, давая возможность Ивану оценить ситуацию и выдвинуться навстречу. В поле у Преславля, который, как и Варна, принял Эрика очень дружелюбно, царь решил готовиться к решающему сражению. Заняв удобную позицию в излучине реки Голяма-Камчии, что протекала к северу от города, войска стали ее укреплять. Администрация города, видя такое дело, прислала в помощь бригаду из двухсот рабочих с лопатами и тачками, а также снабжала войска свежим продовольствием. Так Эрик простоял до 29 марта, когда пришло известие из Тырново о том, что Иван Асеня взял город, убил своего брата и, узнав о вторжение германца, идет к нему навстречу в предвкушении великой победы, на которую вполне резонно рассчитывал. С новым царем Болгарии шли дружины Галицкого и Волынского княжеств, числом в семь с половиной сотен воинов, причем не абы какие, а в латных доспехах. Так же с ним шел конный отряд венгров, числом в пять сотен, при кольчугах, шлемах, луках и саблях. Это не считая собственного войска, ядро которого составляла его дружина в четыреста пятьдесят два воина, укомплектованная латными доспехами, и наемный отряд арбалетчиков при доспехах, числом в неполные восемьсот человек. Еще около двух тысяч составляли вооруженные слуги, которые были снаряжены акетонами, простыми шлемами, щитами и копьями. То есть всего в распоряжение Ивана было практически пятьдесят семь сотен человек, из которых две с лишним тысячи были не дилетантами своего дела. Получалось примерно поровну. Но тут всплыл наш старый, добрый друг и тезка Асеня – Иоанн Ватац. Он прибыл по распоряжению императора и вел армию числом около пяти тысяч человек. Никейская империя выставила пять сотен катафрактов, тысячу двести легких всадников и две тысячи триста легких пехотинцев – лучников, на помощь Ивану. Иконийский султанат – четыреста сипахов и шестьсот легких кавалеристов, что были вооружены только копьями и щитами. Действующий султан Иконии Арслан III посчитал для себя оскорбительным быть вдали от столь увлекательного дела, как разгром Эрика. Старые враги, что очень характерно, всегда напоминают о себе вовремя. Таким образом, после соединения у города Авли, что юго-западней Преславля, Иван Асеня уже располагал армией в девять с половиной тысяч человек, в числе которой было две тысячи тяжелых кавалеристов и три с половиной тысячи разного рода стрелков. В общем – внушительно. Эрик же располагал двумя неполными батальонами и неполной артиллерийской ротой при десяти пушках, то есть суммарно имел в наличии около трех тысяч человек, а это в три раза меньше, при том, что у врага было далеко не ополчение. В общем и в целом его решение отрывать систему полевых укреплений оказалось весьма прозорливым, ибо битва предстояла непростая.
