В мощный бинокль, не превышающий размерами театральный и свободно помещающийся в кулаке, я рассматривал его как бы с расстояния вытянутой руки. При этом оптика позволяла замечать подробности, не доступные невооруженному глазу.
Несмотря на то что Игорь спокойно проспал почти девять часов, выглядел он не лучшим образом. Крепкое, четко вырезанное лицо осунулось, в глазах затаилась тоска.
Несколько минут он курил, опершись локтями о балюстраду, бесцельно скользил взглядом по морской дали. Я видел, что время от времени его челюсти нервно сжимаются, под загорелой кожей вспухают желваки. Но пальцы с сигаретой не дрожат.
Наконец он бросил окурок вниз, в море, с видом человека, принявшего решение.
Поднял глаза и уперся в вывеску ресторана, название которого с некоторой натяжкой можно перевести как «Дары моря».
Молодой, почти двухметрового роста парень, все минувшие сутки пробегавший по городу, спасаясь от врагов, не может не испытывать сейчас острого чувства голода, несмотря на все переживания. Что он вчера не ужинал, я знал точно.
А в гостиничном мини-баре, выпив рюмку-другую, он не мог найти ничего, кроме арахиса, чипсов и сушеных креветок. По моему заданию Ларсен это проверил в соседней с ростокинской ячейке.
Так что…
На веранде ресторана, где мы ждали Ростокина, все девять столиков, кроме нашего, были свободны.
Игорь сел в углу, спиной к глухой стене и лицом к лестнице и морю, бросил на соседний стул свою мексиканскую сумку с бахромой, раскрыл книжку меню.
Когда он проходил мимо, я специально заговорил с Ириной по-русски, рассказал анекдот, которого она раньше не слышала. Смех ее поэтому прозвучал совершенно естественно.
Ростокин сделал заказ и наконец посмотрел в нашу сторону.
Все. Клиент спекся.
Я специально посадил Ирину так, чтобы он видел ее в ракурсе «три четверти», с наиболее выгодной для обозрения точки.
Ее белый тропический костюм эффектно подчеркивал легкий, не превращающий в мулатку, персиковый загар. Широкая полупрозрачная юбка открывала сплетенные под камышовым креслом ноги до верхней трети бедра, выше слегка просвечивал контур трусиков.
Грудь тоже была приоткрыта вырезом жакета чуть-чуть сильнее, чем следовало, и можно было догадаться, что в бюстгальтерах она не нуждается.
Для его психотипа, измученного вдобавок почти годичным воздержанием, этого достаточно. Вряд ли неделя с Аллой, причем заполненная не слишком радостными событиями, сняла глубокий стресс.
Остальное — дело техники.
Выдержав недолгую внутреннюю борьбу, Ростокин встал из-за стола и направился в нашу сторону.
— …Простите великодушно, — сказал он, располагающе улыбаясь, приятным низковатым голосом. — Я журналист из Москвы. Услышал, что вы по-русски говорите, и мучаюсь, наши вы или местные. Такая у меня профессиональная слабость — разгадывать людей…
Говоря, он старался смотреть в сторону, но его неудержимо притягивал чуть отогнувшийся лацкан Ирининого жакета. С высоты его роста вид открывался великолепный.
Я ему даже слегка позавидовал. В смысле — новизне и яркости впечатлений.
Мы переглянулись. Ирина едва заметно качнула головой, как бы намекая мне, что не расположена к знакомству.
Однако я, как уверенный в себе мужчина, не внял сигналу.
— Ну и как, что решили?
— В том-то и дело, что ничего определенного. Обычно я легко угадываю, а тут осечка. Выговор вроде московский, и в то же время какой-то акцент улавливается. Оттого и подошел, простите за нескромность…
— Ради бога. Присаживайтесь к нам, пообщаемся. На чужбине… Шампанского хотите?
— Хочу, — ответил он с явным облегчением. Только что он чувствовал себя слабым, по известной причине, да еще и выступающим в непривычной роли назойливого просителя, а теперь понял, что попал в общество людей своего круга…
Вот, собственно, и все. Самая трудная фаза внедрения выполнена.
Дальнейшее достаточно подробно описано самим Ростокиным в его автобиографическом романе[52].
Мне остается только добавить, что во всей этой истории для меня по-прежнему самым загадочным остается эпизод со странной атакой на «Призрак» гитлеровских торпедных катеров между атоллами Пальмерстон и Суворова, на полторы тысячи миль южнее экватора.
Подозреваю, что данный хроноклазм — первый серьезный намек на начавшуюся деформацию «химеры». Этакий пробой «изоляции», рассчитанной на определенную нагрузку и не выдержавшей подключения новых мощностей. Скачок напряжения в сети, точнее — в Сети.
И вот еще что — мне до сих пор становится крайне неудобно при мыслях о Суздалеве. Нудит и гложет, как неуплаченный карточный долг.
Неужели он там, у себя, думает — какая сволочь этот Новиков! Захватил Ростокина и Аллу вместе с тайной якобы бессмертия, навел шороху среди честных мафиози Калифорнии и смылся. А выглядел вполне приличным человеком!
Но ведь еще не вечер, не так ли, господа?
г. Ставрополь, 2000
Винджаммер (выжиматель ветра) — жаргонное название наиболее быстроходных клиперов второй половины XIX века. Например, «Катти Сарк», «Флайнинг Спур», «Чаллиндж»…
Театр военных действий.
Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (лат.).
Хотеть — значит мочь (франц.).
Капитан 3-го ранга (англ.).
Кептен — капитан 2-го ранга (англ.).
Кайзеркригсмарине — имперский военно-морской флот Германии до 1918 года.
Капитан цур Зее — капитан 1-го ранга (нем.).
Корветтен-капитан — капитан 3-го ранга (нем.).
Цадик — духовный авторитет у религиозных иудеев.
Шабат-гой — еврей, не соблюдающий праздник Субботы.
«Рейх юбер аллес» — империя превыше всего (нем.).
Коордонат — резкий поворот судна вправо или влево с последующим возвращением на прежний курс.
«Трест» и «Синдикат» — тщательно разработанные, рассчитанные на несколько лет операции ГПУ против белогвардейских организаций за рубежом, проведенные в 1920-е годы.
