Припадая на повреждённую ногу, Богдан схватил крутку, которая могла пригодиться, отбежал за дерево и, проверив установку лучемёта, переключил оружие на более низкий уровень, чтобы поберечь заряд и чтобы убивать поменьше людей, особенно уже теперь, когда племя и так понесло ощутимые потери. Быстро высунувшись из-за «баобаба», он поджёг лучом кучу шкур и каких-то шестов, наваленную метрах в двадцати от дерева, и побежал в саванну, укрываясь за стволом огромного дерева.
Его поразило, что выстрелы из лучемёта не вызвали какой-то поголовной паники среди дикарей. Видимо, большинство примитивных народов, как и животные, реагируют на звуки гораздо сильнее, чем на убийственные, но почти невидимые проявления. Будь у Богдана простая двустволка, она бы произвела, скорее всего, куда больший эффект, так же как когда-то малоэффективные, но громкие мушкеты испанцев в Америке.
Когда он достиг первых кустов, то изменил направление, возвращаясь на азимут движения к вожделенной точке перехода. Карта его осталась в куче упавших ветвей, но теперь она ему была уже не столь нужна – он точно знал, куда двигаться.
Когда прошёл адреналиновый выброс, Богдан почувствовал, как болят повреждённая лодыжка и рана от копья. Он всё сильнее припадал на правую ногу, из раны лилась кровь, а впереди было почти пятнадцать километров дороги через саванну.
Обернувшись, он увидел столб дыма, всё ещё поднимавшийся там, где осталось стойбище охотников. За ним никто не гнался, и Богдан пошёл шагом, ковыляя под лучами солнца, которое стояло уже высоко.
Всё сильнее давала себя знать боль в раненом плече. Осмотрев рану, Богдан увидел, что она глубже, чем он оценил сначала. Кровь не останавливалась, и ему пришлось оторвать оба рукава рубашки, чтобы хоть как-то перевязать себя и не слабеть от потери крови. Он понимал, что скоро захочется ещё и пить, но гнал эту мысль, теша себя сознанием того, что до точки перехода осталось не так уж далеко.
Ему пришлось оторвать от рубашки ещё кусок, чтобы изготовить повязку на повреждённую лодыжку. Китайский сапожок пришлось надрезать, поскольку обувь не надевалась на повязку, но теперь он мог идти чуть быстрее.
Из-за очередной группы кустов раздалось рычание, и оттуда показалась морда зверя. Это была огромная собака с большими ушами и чёрной мордой. Животное очень напоминало гиену, но имело два длинных клыка, торчавших вверх из нижней челюсти в противоположность тому, как у саблезубого тигра клыки торчали из верхней. Это и более вытянутая, чем у земной гиены морда, с почти плоским кончиком носа, делало зверя похожим одновременно и на кабана.
Насколько знал Богдан, гиены не нападали на живых, а довольствовались падалью. Эта же тварь, облизываясь, следила за ним, очевидно привлечённая запахом крови. Недолго думая, землянин выстрелил, и шкура зверя задымилась, а сама кабаногиена с трудом устояла на ногах от лучевого удара. Здесь Богдан лишний раз понял, что на примитивный мозг действительно лучше всего действует звук: даже получив сильный ожог и удар, но удар беззвучный, зверь упрямо попёр на предполагаемую добычу. Только будучи ослеплённой повторным выстрелом, кабаногиена заскулила и завертелась на месте, делая движения лапами, словно хотела очистить морду от чего-то, что жгло и мешало ей видеть противника.
Не тратя больше заряд лучемёта, Богдан продолжил путь, иногда оглядываясь, не помчится ли всё-таки зверь за ним по запаху. Но кабаногиена продолжала скулить в кустарнике, и визг её был слышен ещё очень долго. Неожиданно он оборвался – видимо, зверь просто издох.
Богдан шел по выбранному направлению уже более часа, когда в затылок ему ударила брошенная дубинка. Потом, разбираясь в произошедшем, Богдан много раз поблагодарил китайскую кожаную куртку с высоким стоячим воротником и себя за то, что надел её, несмотря на жару. Воротник в задней части был намного выше, чем по бокам, и удар пришелся не совсем в открытый затылок, а по двойному стеганому слою толстой кожи.
Тем не менее, удар был сильным и, главное, неожиданным. Он сбил Богдана с ног, и полуоглушённый землянин кувыркнулся через раненое плечо, взвыв от боли. Этот второй шок, к счастью, помог ему, как отрезвляющая пощёчина, и Богдан машинально вскинул лучемёт, пытаясь поймать направление, откуда был совершён бросок.
Он увидел, что к нему мчится свора давешних дикарей, размахивая копьями. Чуть в стороне от центра отряда резво, по-молодому, бежал уже знакомый вождь – как старый чёрт пережил «взрыв» гравигранаты, осталось загадкой!
Видимо, дикари пустились в погоню за беглецом, скрытно приблизились, чтобы дать тому возможность думать, что он в безопасности, а затем, улучив момент, бросили дубинку. Они, скорее всего, хотели захватить Богдана живьём – только этим объяснялось то, что в него не пустили стрелы из лука или не метнули копья.
Кривясь от боли и в плече, и в лодыжке, и в затылке, на котором вырастала здоровенная шишка, Богдан прорычал:
– Живого меня захотели, черти! – и вскинул лучемёт, успев сдвинуть регулятор в максимальное положение.
Устанавливать фокусировку точнее уже не оставалось времени, да этого и не требовалось. После того, как луч полоснул по первым бегущим и, по кустам и траве, всё, куда он попал, вспыхнуло, как от струи из огнемёта. Дикари оказались не таким уж тупыми: как только запылала суховатая растительность и несколько их товарищей, они кинулись врассыпную. Теперь туземцы уже чётко соотнесли действия странного белого человека и всеподжигающий, но почти невидимый в ярком солнечном свете луч.
Богдан вскочил, выставив перед собой оружие, но, кроме валявшихся в горящей траве пяти-шести тел, все остальные исчезли. Это были настоящие «люди кустов», потомки африканских бушменов, способные скрываться среди чахлой растительности саванн.
Стрелять было некуда, стоять и ждать нового броска дубинки, стрелы или пока тебя обойдут со всех сторон, не стоило, и Богдан побежал, ощущая противный холод в спине, несмотря на жару. Обидно и глупо было пройти столько по этой планете, чтобы оказаться забитым и, небось, съеденным дикарями в паршивой, хоть и очень красивой псевдоафриканской лесостепи.
Постоянно оглядываясь, он бежал и бежал, всё сильнее хромая, поскольку всё сильнее и сильнее болела нога, и каждый шаг отдавался в лодыжке острой болью. Пот заливал глаза, а куртка тёрла раненое плечо, с которого, как он чувствовал, сползла плохо наложенная повязка. Предательский страх отвратительным липким клубком ворочался в животе.
– Сволочи! – заорал Богдан, поворачиваясь и посылая веером позади себя очередной сжигающий импульс.
Это снова остановило дикарей, которые полукольцом трусили следом на некотором отдалении. Они уже начали приближаться на расстояние броска копья, но теперь снова поотстали, хотя и не отказались от погони. Так Богдан стрелял ещё несколько раз, удерживая туземцев на безопасном расстоянии. Это напоминало преследование раненого бизона волками, когда хищники понимают, что зверь рано или поздно ослабеет и рухнет, став лёгкой добычей.
