— Подъем, командир, войну проспишь! — весело рявкнул Ивелич, подходя к машине.
— Чё, орешь⁈ — недовольно отозвался Стаин, выныривая из сладких объятий сна. Он нехотя поднялся, водрузив на голову фуражку, и выбрался из машины: — Кулебяка, полей! — скомандовал парень водителю, надо было умыться и привести себя в чувство. Неожиданно рядом послышался удивленный девичий возглас:
— Саша⁈ Стаин⁈
Парень обернулся:
— Нина⁈ — перед ним в потрепанной шинели с погонами старшины медицинской службы опоясанной брезентовым ремнем стояла его одноклассница Нина Высоцкая. Но как же она изменилась! Вместо статной красавицы-девушки с роскошной черной косой и добрыми огромными выразительными глазами, какой запомнил ее Сашка, стояла осунувшаяся женщина с поблекшими короткими волосами, топорщащимися из-под видавшей виды ушанки. От виска к щеке тянулся безобразный бордовый шрам, уродующий лицо. И усталый, грустный взгляд, в глубине которого мелькнули искорки радости от неожиданной встречи.
— Ой, ребята, как же я рада Вас всех видеть! — Нина сидела за столом и, подперев рукой щеку, с доброй, нежной улыбкой смотрела на друзей. Они собрались в избе, где квартировали Стаин с Коротковым и Ивеличем. Саша, Настя, Лена, Игорь и Нина. Их 9-ый «А». Колька погиб, Поляковы остались в Москве, а что стало с другими ребятами, никто из них не знал. Всех раскидала война. — Какие вы все стали! Командиры! Орденоносцы. Настька с Сашкой, вообще, Герои! Еще и муж с женой!
— Ничего, с нашим Стаиным и ты скоро в званиях и наградах подрастешь, — усмехнулась Волкова, — да и мужа тебе найдем, — в этом Ленка вся, вот кто ее за язык тянул.
Лицо Нины резко потемнело:
— Не надо мне никого, — выдохнула Нина, — да и кому я нужна такая, — она горько и зло усмехнулась.
— Нужна, — категорично отрезала Волкова, — кому не нужна — дураки!
— Где тебя так, Нин? — сочувственно спросила Настя.
— В январе на Калининском, — тихо ответила Нина, — Вы знаете, я даже не поняла, как случилось. Мы только раненых приняли. Я в перевязочной была. А Валя… Валя в операционный вагон пошел… Я еще увидела, как он мне улыбнулся обернувшись и все… Очнулась через неделю, уже в Загорске в госпитале. Мне потом рассказали. Бомба. Одна единственная. Мессер вынырнул из облаков, наши зенитчики даже ничего сделать не успели. Прямо в наш вагон. Меня стерилизатор спас. Хорошо пустой был, а так бы сварилась. Только вот, — она провела рукой по лицу, — осколком. Еще в живот и контузия. А Валю не нашли даже, — глаза девушки сухо заблестели. Слез не было. Выплакала. Остались только боль и злость на немцев и несправедливость войны. Они же с Валентином собирались пожениться. Да вот, все как-то откладывали. Ждали когда Нине восемнадцать исполниться. А потом стало поздно.
— А я все гадала, почему ты на письма отвечать перестала, — подала голос Волкова, всхлипнув, — не хотела о плохом думать.
— В госпитали я лежала. А потом… Просто не хотела ничего… Прости, что не писала, — повинилась Нина.
Стаин молча привстал и щедро разлил по стаканам водку:
— Давайте не чокаясь. За всех ребят… — он тяжело поднялся из-за стола, крепко держа стакан, следом стали подниматься ребята. Одни одновременно опрокинули в себя водку. Не закусывая. Не чувствуя вкуса. Волкова посмотрев на Сашку и поймав его кивок закурила. Следом задымила и Нина, стряхивая пепел папирос в стоящую на столе пустую тарелку. Настя тесно приникла с Сашке.
— Что мы все обо мне? — улыбнулась Нина, — Как вы то? Игорек наш, вон, все молчит.
— А Игорек у нас опять со Светой поругался — ехидно заметила Волкова, вот и переживает, — Не переживай, Бунин, перебесится и сама прискочит.
— А что за Света? — в голосе Нины послышалось любопытство.
— Не переживаю я, — буркнул Игорь, — Света и Света. Просто Света.
— Ага, и фамилия у Светы Сталина, — хохотнула не угомоняясь Волкова, ей нравилось дразнить тупеющего при упоминании Светланы Бунина.
— Та самая? — глаза Нины округлились.
— Ага, — закивала Ленка.
— Дааа, Игорек, а ты по мелочам не размениваешься, — подержала ехидную подругу Нина. На что парень, надувшись, молча отвернулся. Начни отвечать, совсем заклюют. Бабы, что с них взять. А Сашка с Настей переглянувшись улыбнулись, понимая друг-друга без слов. Им было хорошо и немножко грустно наблюдать за друзьями. Казалось вот, совсем недавно, они сидели в классе за соседними партами, а сейчас вон курят, водку пьют. И никто не упрекнет их за это. Потому что не по своей воле им пришлось так рано повзрослеть.
— Саш, а спой? — тихо попросила мужа Настя. Она любила, когда Сашка поет. И тайно гордилась своим талантливым мужчиной.
— Да не к месту, Насть, — стал, как обычно, отнекиваться тот.
— К месту, к месту, — не естественно весело тряхнула челкой Нина, прогоняя боль тяжелых воспоминаний, — Ты знаешь, у нас в поезде даже пластинка твоя была. Мне девочки даже не верили, что мы знакомы.
— Давай, Стаин, не вделывайся, — поддержала подруг в своем стиле Волкова.
Сашка обреченно покачал головой:
— Игорек, там позади тебя за буфетом гитара.
Бунин, приподнявшись, заглянул за крашенный зеленой краской деревенский буфет и подал командиру инструмент. Стаин подкрутил колки, думая, что же исполнить. Честно сказать, настроение было не песенное. Давило ожидание наступления, новых боев. А это значит снова вглядываться в небо, ловя звуки приближающихся моторов и пытаться угадать по звуку все ли возвращаются. И еще это острое осознание того, как они изменились за полтора года войны. И память… С лицами… Кольки, Исы, девчонок оставшихся в Крыму… Пальцы сами легли на аккорды, и слова сами стали выскакивать из горла:
Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф.
Детям вечно досаден их возpаст и быт,-
И дpались мы до ссадин, до смеpтных обид.
Hо одежды латали нам матеpи в сpок,
Мы же книги глотали, пьянея от стpок.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фpаз,
И кpужил наши головы запах боpьбы,
Со стpаниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный клич пpинимавшие вой,
Тайну слова «пpиказ», назначенье гpаниц,
Смысл атаки и лязг боевых колесниц.
А в кипящих котлах пpежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд
В детских игpах своих назначали вpагов.
И злодея следам не давали остыть,
И пpекpаснейших дам обещали любить,
И, дpузей успокоив и ближних любя,
Мы на pоли геpоев вводили себя.
Только в гpезы нельзя насовсем убежать:
Кpаткий век у забав — столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у меpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.
Испытай, завладев еще теплым мечом
И доспехи надев, что почем, что почем!
Разбеpись, кто ты — тpус иль избpанник судьбы,
И попpобуй на вкус настоящей боpьбы.
И когда pядом pухнет изpаненный дpуг,
И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя,
И когда ты без кожи останешься вдpуг
Оттого, что убили его — не тебя,-
Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал
По оскалу забpал: это — смеpти оскал!
Ложь и зло — погляди, как их лица гpубы!
И всегда позади — воpонье и гpобы.
Если, путь пpоpубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жаpком бою испытал, что почем,-
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если pуки сложа наблюдал свысока,
И в боpьбу не вступил с подлецом, с палачом,-
Значит, в жизни ты был ни пpи чем, ни пpи чем! [555]
