— Это те? Да? Те, что в «мерсе»? Из Кремля?
— А какая, к хренам, разница? Мерс-шмерс, Кремль-Хремль! Вот надо, блин, меня увольнять по личному указу президента?! Это бабла отвалили, кому следует, товарищи адвокаты! — Иванов плюнул и двинул по улице, толкаясь и уже не оборачиваясь на своего бывшего коллегу. — Добились своего, гады…
Теперь на потолке кто-то гадливый написал эту мерзоту, как на заборе. И никакие попытки убрать надпись к чертовой бабушке не помогали. Сергей закрывал глаза, открывал и снова читал одни и те же слова. Он пытался размазать буквы, но руки не слушались, кухня плыла.
«Я ведь подыхаю, — неожиданно ясно подумал Иванов. — Надо двигать отсюда».
Он перевернулся на бок. Помещение качнулось. Что-то загремело, но звуки доносились через нарастающий гул в ушах с трудом, глухо, будто через плотные слои ваты. Сергей застонал, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу, перекатился на живот и пополз к двери. Точнее, это ему казалось, что он ползет, на самом деле Иванов едва-едва двигался, подтягиваясь ослабевшими руками. Зрение сузилось. Теперь коридор казался длинным, сделанным из темноты, и только слабенькая полоска света где-то впереди, у входной двери.
Сергей тянулся к этой полоске, цепляясь за порог, за плинтусы. По сантиметру. По чуть-чуть. Лишь бы доползти.
Когда бывший мент вывалился на лестницу, силы оставили его. Стены темноты сдавили голову. И только огненная надпись: «За действия, несовместимые с должностью…» плавала перед глазами.
Иванова спасла припозднившаяся соседка, возвращавшаяся с собакой после вечерней прогулки.
— Батюшки! — Вид соседа, лежащего лицом вниз на лестнице, сразу же вызвал в памяти старушки кадры из криминальной хроники. Заказное убийство, не иначе. — Батюшки!
Старушка кинулась отгонять любопытную собаку от предполагаемого трупа, но, уловив знакомый запах, остановилась.
— Никак сивухой отравился, родимый… Вот ведь…
И еще Сергея спас добросовестный санитар, приехавший на «скорой».
Бомж какой? — поинтересовался санитар у соседки, морщась от неумолчно тявкающей собачонки.
— Что ты, батюшка, сосед это мой! Хороший человек! Милиционер! Не пьет, не курит…
— Вижу, — вздохнул санитар. — Только какой же милиционер хороший человек? Так разве бывает?.. Взяли, ребята!
«Ребята» дружно подхватили бесчувственного Иванова, кинули па носилки и вытащили из подъезда. Старушка закрыла дверь и направилась звонить подруге, чтобы поделиться острыми переживаниями о такой напряженной жизни.
Сергея откачали доктора, злые, как и сам Иванов, на эту жизнь, на безденежье и паленую водку.
— Ну что, брат? — спросил санитар, когда Сергей наконец открыл глаза. — Не похож ты на нашего клиента. Чего, денег не было на нормальную? Ты, между прочим, чудом со мной разговариваешь. То ли организм у тебя сильный, то ли счастлив твой Бог.
— Сколько я тут?
— Ну, все выходные провалялся. А чего, торопишься куда-нибудь? На работу? Может, позвонить куда?
— Не… Просто. С работы меня поперли.
— Ты вроде в милиции работал?
— Работал…
— И чтоб у мента денег на водку не было?! — Санитар усмехнулся и что-то подправил на капельнице. — Не бывает так.
— Бывает. Случается. — Сергею было очень трудно говорить. Он был очень слаб.
— Теперь будешь осторожней, пить тебе ничего крепче кефира нельзя. Печень убьешь! — Санитар вышел.
— И хрен с ним, — прошептал Сергей.
На душе было пусто и спокойно. Во рту царила аптечная горечь, тело едва ощущалось, слабое и безвольное. Сергей прищурился и осторожно посмотрел вверх. Потом открыл глаза полностью, рассматривая потолок. Облегченно выдохнул.
Надпись исчезла.
Из интервью с политиком:
«В отличие от предыдущих времен, у него кадровой политикой занимаются представители спецслужб. Я работала в правительстве и знаю, как принимаются кадровые решения: без визы этих людей нельзя назначить ни одного министра. Хорошо, ты хочешь создать свою команду — но почему этим занимаются представители спецслужб?»
Кабинет был прежний. Орлов вошел, пытаясь избавиться от ощущения, что в затылок упирается ствол. Проверки, досмотры, звонки с поста на пост. Все это создавало у визитера ощущение из фильма «Мертвый сезон». Кажется, вот-вот, и мир станет черно-белым. Навстречу выйдет Банионис, пройдет стандартные десять шагов, остановится, глянет проникновенно в глаза… Но впереди был еще один пост. Ненавязчиво в штатском, как, впрочем, и все предыдущие.
— Шпионские страсти, — пробормотал Константин, садясь перед Президентом.
— Да уж, а что делать? — Президент покачал головой. — Думаю, мы подождем Александра Степановичи?
— Да, конечно. Хотя можете пока ознакомиться.
Костя выложил на стол папку с листками.
— Тонковато, — улыбнулся Президент.
— Это концепция, — пояснил Орлов, но затем, поймав себя на извиняющемся тоне, выдал более нагло: — Собственно, ваши министры не толще делали.
— Да-да, конечно. — Президент открыл папку и вытянул первый листок.
Орлов откинулся, пошевелил, чтобы расслабиться, плечами. Он не очень любил смотреть на человека, читающего его работу. Казалось, что каждая деталь, каждая эмоция, отражающаяся на лице, вызвана именно текстом, ошибками или несуразностями, невольно допущенными при работе. Хотя, возможно, что у чтеца случился приступ геморроя…
— Значит, вы предлагаете создать антирыночную корпорацию людей, которые будут поддерживать соблюдение закона в рыночном обществе? — не отрываясь от текста, спросил Президент.
— Фактически так.
— Не кажется это вам странным?
— Нет. По-моему, это вполне реально. Вы же не ставите в детский сад воспитателем ребенка. За детьми присматривает взрослый. А кто есть взрослый? Это человек, который ребенком уже не является.
— Интересная аналогия по отношению к рынку. Можно сказать, странная.
— А почему странная? — удивился Орлов. — Рынок, торговля, рыночные отношения — это детство человечества, из которого мы никак не можем выбраться. То есть попытки вырасти были и делаются до сих пор. Но почти невозможно быть взрослым в мире, который полностью населен детьми и где все законы работают на поддержание детского возраста.
— Не совсем понимаю.
— Это просто. Человечество научилось продавать и покупать. Сначала меновая торговля, а потом торговля с помощью относительных единиц, то есть денег. Если раньше схема «шкурки енотов на заточенные палки», то сейчас «шкурки енотов на выдумку».
— Выдумку?
— Ну да. Что такое деньги? Раньше деньги являлись реально весомой единицей, измерявшейся весом редкоземельного материала, из которого они были сделаны. То есть шкурка енота менялась на некоторое количество серебра. Это была все та же меновая торговля, но теперь с применением металлических денег. Ценились не сами рубли или гульдены, а материал, из которого они производились. Но потом кто-то придумал бумажные деньги. Понятно, что бумага не могла быть сколь-либо ценна в сравнении с серебром или золотом. Изначально бумага обеспечивалась этими материалами, как до последнего времени английский фунт. Но потом и от этого отказались.
