— Слышь, Головня, не знаешь, наверху койки свободные есть? — спросил Шустр.
— Должны быть, — нехотя ответил часовой. — Наши все на представлении. Цирк-шапито! — неодобрительно процедил он.
— Опять, что ли, цыганенок всех веселит?
— Ну!
— Так это пусть. Смех — не грех. — Старый сталкер посмотрел на Гарина и Столярова. — Ну что, поможете в последний раз? Меня и вещички мои до койки докантуете?
Несмотря на ранний час, в баре Янова было людно. За столиками, сколоченными из пустых бочек и ящиков из-под патронов, стояли по одному, по два сталкера. Еще человек десять собрались в кружок в дальнем углу бара. В центре круга на возвышении стоял смуглый паренек с явно накладными бакенбардами, одетый в сюртук, перешитый из темно-зеленого клеенчатого дождевика, и черный цилиндр из картона. В правой руке паренек держал суковатую палку, по всей видимости, изображавшую трость. Вот он оперся на нее и громко, с чувством, продекламировал:
Мой дядя — зомби с Гаусс-пушкой —
Прошел всю Припять и Затон.
Запарилась считать кукушка,
Сказала: сцуко, миллион!
Сталкеры отреагировали на четверостишие громким гоготом и нестройными аплодисментами. Паренек раскланялся, сняв цилиндр, при этом стало видно, что он совсем еще молод. Лет шестнадцати от силы.
Олег не сразу обнаружил барную стойку. Во-первых, ее зачем-то перенесли на новое место, а во-вторых, упрятали за решетку. Угрюмый бармен, выглядывающий из-за прутьев, напоминал заключенного. Для общения с посетителями в решетке было вырезано окошко, сделанное с таким расчетом, чтобы в него уж точно не пролез ни один кровосос.
«Жаль Моню, — подумал Гарин. — Он был понимающий. Ему можно было излить душу, а наутро не маяться от стыда. Понимающий и глухой — вот качества идеального бармена».
— Мое почтение, — наклонился к окошку Михаил. — Что это у вас, утренник? — Он махнул рукой в сторону чтеца в сюртуке-дождевике.
— Стихи, — исчерпывающе ответил бармен.
— Понятно… Нам бы с Карликом потолковать. Он здесь?
— Здесь.
— Который? — Столяров через плечо оглянулся на зал.
— Его трудно не узнать.
— Ладно. Тогда, будь добр, дай нам бутылочку «Черного сталкера».
Бармен фыркнул.
— А «Шато Марго» пятидесятилетней выдержки вам не дать? Вы из какого бункера вылезли?
— Значит, нет «Черного сталкера»?
— Сто лет как нет! Был бы — я б сам его купил.
— А что есть?
— Только домашняя.
— В смысле? — растерялся Михаил.
— Ну, ты вино домашнее пил? — раздраженно спросил бармен.
— Пил.
— Так это — то же самое, только водка.
Угрюмый шмякнул на стойку литровую банку с криво натянутой полиэтиленовой крышкой. Столяров с сомнением посмотрел на мутную жидкость и белесый осадок, покрывающий дно банки полусантиметровым слоем.
— А мы наутро после этой бурды в зомби не превратимся? — спросил он.
— Это сильно зависит от того, будет ли ночью выброс и где ты его встретишь — под открытым небом или в укрытии, — серьезно ответил бармен. — Так вы берете?
— Давай, — решился Михаил. — А еще — пару стаканов.
— Три. — вмешался в разговор Олег. — Карлику же тоже надо налить.
Столяров посмотрел на него так, что внутри у Гарина что-то оборвалось, и сказал вкрадчиво:
— Ну да. Карлику и мне. А на твоем месте, Олежка, я бы воздержался.
— На своем воздерживайся! — вспылил Олег.
И было от чего. Всю дорогу до Янова он держался исключительно на мысли о стакане с водкой, который ему нальют в баре. И мысль эту, между прочим, внушил ему сам Михаил.
— Я бы и рад воздержаться, — ответил Столяров, — но не могу. Мне для дела. А ты лучше не пей. Сделаешь глоток — и не остановишься. Уж я-то знаю.
С этими словами он отошел от стойки, прихватив стаканы и банку, а Гарин еще с минуту простоял на месте, не замечая ничего вокруг себя и беззвучно матерясь.
Самого низкорослого из посетителей бара Михаил высмотрел сразу. Коротышка был к тому же единственным, кто не стоял, облокотившись локтями о столик, а сидел на поставленном на попа деревянном ящике. Стоя он попросту не дотянулся бы до столешницы. «Ростом чуть повыше бюрера, — определил Столяров. — А башка почти как у контролера. Ну и урод!»
Натянув на лицо приветливую улыбку, он приблизился к столику низкорослого и поздоровался:
— Привет. Ты — Карлик?
Лицо недомерка, и без того некрасивое, перекосилось от ненависти. Он зашипел, забрызгал слюной и наконец смог выдавить из себя:
— Пааш-ш-ш-ш-шел ты!
Продолжая по инерции улыбаться, Михаил обернулся к бармену. Тот смотрел на него с невозмутимым видом, а если и содрогался от беззвучного хохота, то лишь в душе.
— Ну, спасибо… — покачал головой Столяров. — Ну, юморист…
Кто-то тронул его за плечо.
— Ты Карлика ищешь? — спросил незнакомый сталкер. — Так вон он сидит.
Михаил посмотрел туда, куда указывал сталкер, и пробормотал:
— Благодарю.
Перекупщик, рекомендованный Столярову Шустром, получил свое прозвище по тому же принципу, по которому иногда худого, как палка, человека могут окрестить Пухлым, а лысого, как бильярдный шар, — Пушистиком. Иными словами, по принципу «от противного». Карлик был, пожалуй, самым высоким из всех, кто собрался этим днем в баре. Может быть, даже выше излома, убитого несколько часов назад. Направляясь к его столику, Михаил приблизился к импровизированной сцене, с которой бутафорский Пушкин сеял разумное, доброе, странное.
Вечор ты помнишь — Зона злилась,
Химера по двору носилась
За тем, кто в бункер не успел.
Понадкусала — да и съела.
То выброс был. Такое дело.
А нынче — погляди в прицел —
Понаплодилось аномалий
В них «вспышки», «капли», «слизь», и «грави»,
И прочий артефакт лежит
Как прежде Ржавый лес рыжеет,
Мутант в Болоте зеленеет,
Да снайпер из кустов блестит.
Столяров дождался, пока отгремят хохот и аплодисменты, и сгрузил на стол перед Карликом водку и стаканы. Взгляд барыги заметно оживился.
— Привет, — сказал Михаил. — Мне Шустр посоветовал с тобой связаться.
Не отрывая взгляда от стаканов, Карлик подвигал бровями. Столяров разлил водку, мысленно перекрестился и поднял стакан. Барыга опрокинул свой, не чокаясь. Михаил последовал его примеру, поморщился и по привычке тут же разлил по второй.
Буря мглою Зону кроет,
Аномалии крутя;
То, как снорк, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То в туннеле обветшалом Полтергейстом зашумит,
То, как сталкер запоздалый,
К нам в окошко застучит.
Под одобрительные крики толпы к столику подошел Гарин. Его план был незамысловат и прямолинеен: прикинуться простачком, дурачком — да кем угодно! — лишь бы получить заветные сто граммов. Хотя бы пятьдесят. Старые дрожжи просили свежей закваски. Да что там просили — они молили о ней!
