Логотип локального сервера посольства на дисплее ПАДа сменился низкокачественным изображением с одной из камер, установленных на стене. Из этой точки открывался вид на Пасео Де Ла Реформа, широкий бульвар меж двух шеренг небоскребов, до краев заполненный кишащей, шевелящейся массой людей. Не меньше десятка — устроились высоко над толпою, почти заслонившей старинный элегантный фасад «Марии Исабель Шератон», на пьедестале грациозной Эль Анхель, монумента независимости Мексики.
Несколько булыжников ударили в ворота посольства.
— Зафиксируй кадр, — сказал Бледсо, протягивая ПАД Лараби. На дисплее отчетливо были видны солдаты мексиканской армии с полной боевой выкладкой, занявшие позицию перед «Шератоном».
— Они следят за толпой? — поинтересовался Лараби. — Или готовятся к ней подключиться?
— Хэ-хэ, — отвечал Бледсо. — Может, они и сами не в курсе. А может, просто наблюдают, как бы кто не попортил булыжником государственной собственности.
— Ну, а если отлупят каких-нибудь гринго — так и черт бы с ними, верно?
Примостив ПАД поверх мешков с песком, Бледсо снял с плеча винтовку. Толпа ему совсем не нравилась — сплошь злые, здоровые, молодые мужики, а женщин с детьми не видать вовсе. Будь демонстрация вправду спонтанной, как утверждают местные источники, местная демография была бы представлена здесь гораздо лучше.
А пока что собравшиеся куда больше похожи на армейское подразделение, чем на толпу демонстрантов…
Посольство США;
Мехико, Мексиканская Республика;
15:12 по местному времени.
— Войдите!
Капитан Теодор Уорхерст распахнул дверь и вошел в просторный кабинет (мохнатые ковры, дубовые панели, фото в рамках, картины маслом и все такое), принадлежавший Франклину Р. Тиббсу, послу Соединенных Штатов в Мексике. Внутри царила спокойная, можно сказать аккуратная, суматоха: посольские секретари выгребали из распахнутых шкафов стопы бумаги и грудами сваливали их в ящики. Не успел Уорхерст дойти до стола, как его обогнали еще три секретаря, явившиеся за очередной партией наполненных ящиков. Шреддеры в холле работали непрерывно, превращая американские дипломатические тайны в, мельчайшие конфетти.
«Забавна все же культура человечества, — подумал Уорхерст. — Бюрократические структуры все еще зависят от огромных количеств бумаги, хранят архивы и рассылают указания при помощи „жестких носителей“, хотя — при нашей-то глобальной компьютеризации — отлично можно было бы сберечь весь идущий на эту бумагу лес».
Посол Тиббс, тяжеловесный, пышущий здоровьем человек в безукоризненно скроенном сером костюме, укладывал в свой «атташе-кейс» ювелирные футляры. Каждая из этих маленьких плоских коробочек надежно хранила двенадцать разноцветных микродрайвов ЭМП. Каждый из них, размером с ластик на конце карандаша, действительно был очень похож на драгоценный камень — только вот ценность имел гораздо большую: один ЭМП содержал полгигабайта информации.
Тиббс поднял взгляд. Лицо его за последние дни осунулось, под глазами набрякли мешки.
— Привет, капитан. Говорил со своими людьми?
— Сэр! — Уорхерст вытянулся «смирно». — Так точно, сэр!
— Ай, Тэд, оставь, мы не на параде. Что у тебя ко мне?
Уорхерст слегка — только слегка — расслабил спину. Он был строевиком и выращен был строевиком, а о привычке, пронесенной сквозь всю жизнь, не так-то просто взять да забыть.
— Транспорты прибудут через несколько минут, господин посол. Сядут на вертолетную площадку на крыше. Я хотел бы, чтобы вы отправились с первым.
Тиббс заморгал:
— Хотел бы я, чтобы нам… чтобы обошлось без этого. Но полученный мною приказ…
— Полагаю, у нас нет выбора, сэр.
Уорхерст отлично видел, что Тиббсу плохо, что он буквально не знает, что делать. Близкий друг и конфидент трех американских президентов, заместитель министра труда на протяжении второго срока Керри и госсекретарь при Вуде, до самой его отставки в 35-м, назначенный Маркхэмом послом в Мексику в награду за многие годы службы и щедрые вклады в его избирательную кампанию…
В данный момент Тиббс явно не считал свое назначение наградой.
— Я просто… просто не знаю, как до этого дошло, — тихо, так, чтобы во всей комнате его услышал только Уорхерст, сказал он.
— Уверен, с этим никто ничего не смог бы поделать на вашем месте, — ответил Уорхерст. — Вы сделали все, что могли, сэр.
— Я уже начинаю думать, что эти фанатики за воротами правы. Нужно оставить всю эту дребедень на Марсе, и дело с концом. Конечно, как прочим государствам не опасаться, что мы заберем все себе…
— Это — не по моему ведомству, сэр, — осторожно ответил Уорхерст. Он понимал, что Тиббс хочет выговориться, освободиться от тяжкого бремени, однако никогда не был особо общительным и просто не знал, как лучше реагировать. — Думаю, совершенно бессмысленным было бы делать вид, будто там ничего нет. А если мы сможем освоить ИП-технологии, это принесет пользу всем.
ИП-технологии . Инопланетные технологии. Слово это появилось почти десятилетие назад, будучи призвано описать коммерческое и индустриальное значение найденных в Сидонии фрагментов давно исчезнувшей чужой цивилизации.
— Да, конечно. Ты прав, — закивал Тиббс. — Не мы — так кто-нибудь еще. Японцы, например, или ЕС. У тех и у других — вполне агрессивные космические программы, еще несколько лет, и они бы добрались до Марса и без нас, если бы захотели. — Он махнул рукой в направлении той стены, за которой бушевала толпа. — Просто весь шум-то, кажется, на самом деле из ничего ! Мы им вроде бы не угрожаем, ведь верно?!
— Причина найдется всегда, сэр. Если не опасения ООН за судьбу марсианских находок, то Ацтлан и этот плебисцит. Или наш отказ разоружиться и стать приятными, послушными членами всемирной семьи.
Тиббс обмяк. Во взгляде его отчетливо видна была безнадежность. Уорхерсту стало жаль Тиббса, хотя ни лично этот человек, ни его политика, склонявшаяся к глобализму и неоинтернационализму, никогда не нравились ему. В прошлом году, когда президент Маркхэм занял четкую антиинтернационалистскую позицию, отвергнув навязываемый ООН плебисцит и отправив на Марс отряд морской пехоты для защиты американских интересов, многие глобалисты и проооновски настроенные члены правительства оказались в «подвешенном» состоянии. Особенно в Госдепартаменте, где влияние интернационалистов всегда было сильнейшим.
Как служащий вооруженных сил США и морской пехотинец, Уорхерст мог иметь свое мнение касательно политики, но не имел права публично, официально принимать чью-либо сторону. И если Тиббс ищет прощения, понимания или просто сочувственного собеседника, среди охраны посольства он ничего этого не найдет. Однако Уорхерст вполне мог понять его — человека, вынужденного выполнять приказы, в корне противоречившие его убеждениям, и под конец попавшего в эпицентр своими же руками подготовленного взрыва.
