Ну а теперь, распределяем роли. Индивидуальный контакт — близнецы, прикрывающие — третья, седьмая, пятая пары, Варианты у вас есть? Вижу что есть, но обсудим позднее — на штурме. Теперь «групповой» ведущие — Корь и Коржик, прикрывающие — вторая, шестая. Потом подключаются освободившиеся. Первая группа выдвигается завтра утром на временную базу, вам один день на обустройство, вторая — начинаете подготовку. Все ребятишки — танцуем отсюда. Вопросы есть?
Группа хором — «Не дождетесь!!»
Ах, я маленькая бяка
В жизни каждого человека бывают неприятные дни. Нет, не те — хотя и связь отрицать глупо. Впрочем, у сироты живущей на шее дальних родственников все дни не самые лучшие и делятся только на серые и черные. Сегодняшний же день для Инги был поганым во всех отношениях. И начался, как положено, в полном соответствии с поговоркой «утро добрым не бывает».
Пока еще не разлепив глаза, еще до рассвета, плелась выгонять на улицу Машку и Мурку, не заметила что Варька, зараза такая, не посадила на цепь Серка. И кто тут после этого ведьма? Сказать, что Ингу этот кобель не любил — не то слово, но обычно ограничивался лишь захлебывающимся от ярости рычанием, оскаленными зубами и изображением попыток бросится. А тут видать слабину почуял, подкрался совершенно беззвучно да вцепился выше лодыжки. Да так сильно, что не только поставил синячину на пол голени, но и умудрился прокусить голенище резинового сапога.
Когда же стряхивая слезы злости и боли дохромала до загородки и скинула запор, то Мурка, дурища такая, боднула створку изнутри и распахнувшиеся ворота чуть не свалили с ног, а отбитая левая рука полностью онемела. Там, похоже, тоже будет еще один синяк — для симметрии к покусанной правой ноге.
Дальше пошло подгорку — ленивая перебранка с хозяйскими детьми сегодня, чуть не перешла в драку, но тетка Марья мигом загасила начинающийся конфликт мокрым полотенцем. Не сильно притом отделяя правых от виноватых, но Инге перепало все равно больше всех. После был длинный перечень ежедневных дел, осточертевший еще не один год назад, во время исполнения которых все валилось из рук, в результате чего обычная порция доставшийся брани выросла раза в три.
Но апофеозом сегодняшнего дня оказалась дойка, когда вреднющая коза Машка, умудрилась перевернуть уже почти полное ведерко, в результате чего молока сегодня вышло — только губы макнуть. Правда и это оказалось далеко не все.
Едва расстроенная Инга занесла эти капли в дом, как выяснилось, что у тетки молоко и вовсе скисло, не успела она и подойник до хаты донести, а вот поставленная опара на хлеб — наоборот упала, превратившись в полное непотребство. И виновата, во всем этом, оказалась почему-то Инга, при виде которой расстройство тетки сменилось нешуточной злостью и самыми натуральными проклятиями на голову «этой неблагодарной твари».
Тут бы опустить глаза в пол, да шмыгнуть в какую щелку подальше от разбушевавшейся тетки и ее полотенца, да известная жидкость не вовремя стукнула в голову и гавкнув в ответ: «Глаза б мои вас больше не видели!», Инга схватила в охапку однозарядку с патронташем, куртку и, вбив ноги в берцы, вылетела наружу хлопнув на последок дверью. Расстояние до околицы пришлось преодолевать под теткино — «Сучка бешенная, чтоб тебя там сожрали!» и «Вернется Кирилл — шкуру с тебя спустит!». Ну и под взглядами изо всех окон и заборов — жизнь тут серая, кто ж такое бесплатное развлечение пропустит?
Лес не только окатил прохладой, но и смыл разом все, что нанесло раньше, оставив только спокойную сосредоточенность. По-другому тут нельзя, того кто не способен принять лес в себя, он ведь запросто может и не выпустить. Потому сейчас в ее «обрез» лег патрон с саморучно и с любовью сделанным жаканом, а все неприятности этого дня отодвинулись в бесконечную даль, до того момента когда надо будет вернуться для «спускания шкуры».
И хотя здесь еще не лес, а так сельская околица, но курок лучше взвести. Правда это на самом деле не обрез ружья, а некое недоразумение — результат попытки сделать из ракетницы нечто похожее на боевое оружие, но кто ж ей, что другое даст? И за это спасибо, калибр в двадцать два миллиметра давал неплохие шансы уцелеть при встрече с кем угодно, хотя после выстрела казалось, что руки отрывает по локоть. Охотится с ним, тоже можно попытаться, если сильно прижмет — слишком короткий ствол дает чудовищный разлет дроби, но это неплохо компенсируется ее количеством и парочкой фирменных фокусов.
Одна беда, соваться в лес, пусть и просто за околицу, в ее теперешнем состоянии было разновидностью самоубийства — зверь он кровь прекрасно чувствует и от запаха дуреет. Но непонятная сила, а скорее всего — дурь пополам с обидой на эту жизнь, упорно гнала вперед, не давая вернуться, пусть лес и весьма серьезно угрожал телу, но он же давал покой душе.
Вот и мысли — вместо того чтобы покинуть голову и переключить все внимание на окружающее, начали биться об привычную стену…
Удачно приткнувшееся на краю степи и длинного языка леса, то ли село, то ли большой, на тридцать дворов хутор, был тупиком в ее короткой жизни. Расположение давало жителям неплохую возможность в неурожайные годы жить с леса, когда зверье отходило вглубь — с полей, и каждый год — с переработки на мясо тех стад что пригоняли сюда скотоводы. Коптильни и ледники позволяли не голодать, но и деться из этого благословенного места было просто некуда, одиночке не выжить, ни в лесу, ни в степи, понимание этой простой истины заставляло «быть как все» и держатся друг за друга. Вот только тому, кто в эту схему не вписывался, приходилось совсем невесело.
Инга в этот мир не вписывалась, впрочем — не сильно и старалась. Ведь сюда, в эту глушь и безвременье она, после гибели родителей, попала уже сформировавшимся человеком — семь лет, в этом возрасте характер уже не переделаешь на свой лад, но и как взрослого — не сломаешь. Можно сказать, пришелица из другого мира. Мира, где нужно расталкивать других локтями чтобы подняться выше, мира где от соседа впору ждать скорее подножки чем помощи, оттуда где единственным безопасным и теплым местом была семья, семья — которой враз не стало. Здесь же был совсем другой мир, живущий по другим законам, надо сказать ничуть не менее жестоким, просто более приспособленным к нуждам ВСЕХ, но вот одиночек и тех, кто не был «как все» он не терпел.
Например, ее «дядя» не был родным и даже двоюродным братом никому из родителей. Если разбираться в генеалогии, то ближайшей степенью родства с «дядей и тетей» была «седьмая вода на киселе», да вот только простая мысль «что люди подумают» совсем не оставила им иного выбора как принять ее наравне с собственными детьми. И ведь не сказать, что в чем-то они были несправедливы к ней, тоже нельзя. Но вот от этой «бездушной» справедливости, все становилось только хуже, ведь принять ее в свою душу, в свой мир, они не смогли.
