Нечто в этом роде подумала бы и Чи, если бы в свое время не слушала лекции человека, который сейчас крепко держал ее за плечо. Стенвольд читал историю не так, как другие мастера, он брал гораздо шире и глубже. Перед ними во всем своем блеске только что прошествовала Империя, о которой он твердил своим студентам вот уже десять лет.
В ночь перед Играми Коллегиум, по давнему обычаю, праздновал. В тавернах обсуждались достоинства местных и приезжих атлетов, заключались пари, завязывались драки. В богатых домах устраивались вечеринки, куда наперебой зазывали известных атлетов и артистов.
Дуэльную команду Чи пригласили на виллу торговца зерном — из-за Танисы, как всем было ясно. Вечер получился не из самых шикарных; хозяину удалось залучить к себе нескольких мушидов-гонщиков, но они ушли после первого же поворота часов, прихватив пару серебряных ложек. Присутствовал также Пинсер, поэт-чемпион — признанный мастер эпоса, но в жизни невероятный зануда. Прием скоро угас бы естественной смертью, не будь на нем еще одной гостьи — дуэлянтки-мантидки. Бледная, светловолосая, с резкими чертами, она явно не совсем понимала, что делает здесь, но роль приманки исполняла на славу.
Пригласить кого-то из осоидов не сумел никто, хотя все старались. Те, промаршировав по Патийскому тракту, скрылись в Коллегии, где и были размещены как гости Ассамблеи. Все в городе расспрашивали друг друга на их предмет, но внятных ответов не получали.
Чи по возможности избегала общества. Пинсер едва не загнал ее в угол, интригуя новыми виршами — пикантными, как уверял он с маниакальным блеском в глазах. Она выпуталась с большим трудом; такие диалоги они обычно предоставляли Танисе. Потом она долго бегала от Тото, явно желавшего поговорить с ней. Чи сознавала, что поступает нехорошо, бросая его одного в чуждой недоброй среде, но общаться с ним сейчас у нее не было сил: он слышал, каких глупостей она наговорила Стенвольду днем.
В конце концов вся четверка сошлась на крыше, в висячем саду, покинув душные комнаты. С моря веяло прохладой, отовсюду неслись разгульные звуки. Таниса уселась на парапете, как королева среди придворных; Чи, разбитая переживаниями этого дня, примостилась у ее ног.
— Вот они и здесь, — пробормотала она. — Не одинокий купец или дипломат, не солдат удачи — целая банда или скорее рой.
— Что ж тут удивительного? — фыркнула Таниса. — Стенвольд говорил, что рано или поздно они сделают первый ход.
— Я, наверное, не ждала, что это будет настолько рано.
Тото приклеился взглядом то ли к ней, то ли к ним обеим, но Чи на него не смотрела.
— А по-моему, они как раз долго тянули. Разве могут они быть опасны, если так далеко живут?
Сальма ловил ночных мотыльков, слетавшихся на свет фонарей: ловил и отпускал на волю, снова и снова. Услышав слова Танисы, он засмеялся и проронил:
— Удивляюсь я вам, нижнеземцам.
— Что мы учудили ка этот раз, мухоловка ты наша?
— Если б я не приехал к вам, вы бы и про стрекозидов ничего не узнали. — Крупная бабочка трепетала у него в кулаке. — К вам взывают из-за всех рубежей, а вы отворачиваетесь и закрываете ставни, потому что кричать неприлично. Все эти годы осоиды и не думали прятаться, наоборот: они хорошо попользовались всем, что могли предложить Нижние Земли.
— Ты ведь давно о них знал, да? — спросила Чи. — Еще до того, как познакомился с дядей Стеном?
— Да, и твоему дяде это известно. — Он разжал кулак, и бабочка снова устремилась на свет. На миг он показался Чи загадочным и чужим, ко тут же опять превратился в привычного Сальму, не любящего отвечать на вопросы.
Парадная мантия, перешитая по новым объемам Стенвольда, лежала на нем шуршащими складками. Вообще-то он не любил обновок, но сегодня, направляясь туда, где его не желали видеть, чувствовал себя одетым сообразно случаю.
Он шел в Амфиофос, который не столь давно демонстративно покинул, в зал, где ныне заседала Ученая Ассамблея, а до революции — старая власть. С приходом нового режима гобелены на стенах обновили, а в свод искусно вставили витражное окно, бросающее на сиденья разноцветные блики. Стенвольд нашел себе место в заднем ряду; присутствовала примерно половина всей Ассамблеи.
Он знал, что когда-нибудь этот день настанет, ко представлял его себе иначе. Он думал, что чернь и золото сразу придут с мечом, покажут себя в истинном свете.
Семнадцать лет назад они и впрямь нагрянули бы прямо к воротам Тарка или Геллерона, но за эти годы кое-чему научились. Интересно, многих ли их агентов Стенвольд не сумел обнаружить?
Разговоры на скамьях прекратились. Вошли тяжелым шагом два гвардейца, закованные в броню, а следом вступили осоиды.
Да, они научились многому. Когда-то в Минне Стенвольд слышал от них только угрозы и требования, Ассамблее же они решили польстить. Их предводитель облачился в нечто вроде академической мантии, где особенно красиво сочеталось черное с золотом, — даже шлейф перекинул через руку, как истинный мастер Коллегии. За ним шли еще трое. Один, очевидно охранник, — без меча, но с костяными шпорами на запястьях, да и классическая боевая подобранность давала понять, кто он. В отличие от главного он был в простой белой тунике, будто слуга или раб. Человек рядом с ним был одет так же, но держался совершенно иначе. Он-то и есть главный, догадался Стенвольд, учившийся искусству наблюдения у арахнидки. Вон как он следит за другими, а те и взглянуть на него не смеют.
Четвертый делегат, в желтой тунике с черным поясом, был задуман как изюминка: добродушный жукан средних лет — в Коллегиуме таких пруд пруди — и притом гражданин Империи. «Мы такие же, как и вы», говорило его присутствие, и один только Стенвольд знал, насколько это неправда.
Старый Линео Тадспар приветственно сложил руки перед собой, и предводитель осоидов повторил его жест.
— Благородные посланцы далекой страны, вы оказали нам великую честь, посетив наши Игры.
— Мы, со своей стороны, находим великую честь в возможности сразиться с атлетами Нижних Земель. — Оратор озарил зал улыбкой. — Позвольте представиться, я Годран, назначенный послом на вашу августейшую Ассамблею. А это мой помощник Тальрик, имеющий привилегию говорить от моего имени. — Он указал на человека, в котором Стенвольд угадал главного. «Еще бы он не имел такой привилегии, — подумал Стенвольд. — Выскажется получше тебя».
— Впрочем, вам, верно, больше захочется побеседовать с моим другом Хонори Белловерном, — представил Годран вышедшего вперед жукана. Тот при этом заметно покосился на Тальрика. «Друг, говоришь?» Мастер Белловерн должен лучше соблюдать конспирацию, иначе его дипломатическая карьера будет короткой.
