Надпись на рамочке гласила:
Меч Барклая.
Русский кирасирский палаш.
1808 год.
«Девятнадцатый век, самое начало, — подумал Бугай. — Старинная и наверняка дорогая вещь. Вот только на кой черт она старому козлу? Из ума выжил. И почему на стене только фотография?»
Бугай подобострастно улыбнулся.
— Рад видеть вас в добром здравии, мистер Шедоши, — произнес он, склонившись в полупоклоне.
Шедоши подался вперед, по-старчески вглядываясь в лицо гостя.
— Чхун Пак, Чхун Пак, — пошамкал губами он, вспоминая. — Кажется, рожу твою я и впрямь видел когда-то. Я тебя, падла, знаю?
— Я ваш бывший юрист, господин, — пояснил насильник и рабовладелец Бугай. — Сделки по недвижимости. Международная адвокатская контора Рональд Шмидт и партнеры. Австралийские соединенные штаты, Мельбурн. Помните склад на пересечении Девятнадцатой и проспекта Свободы? Я помогал вам оформить землю…
— Это там, падла, где моя старая мясобойня? — уточнил гангстер.
— Именно так, сэр. Сегодня я был там.
— Сегодня?
— Именно так, сэр.
— И, падла, вспомнил про меня? Да неужели?
— Вас забыть невозможно, сэр. Еще тогда, задолго до катастрофы, я понял, сэр, что вас ожидает великое будущее! Великая власть!
Шедоши шумно пошевелился в кресле. Лести он не любил. И о каком великом будущем толковал этот безмозглый объедок? Кости у Шедоши болели, а от человечины мучило несварение.
— Эх, падла, — огорченно скривил губы гангстер, — горазд ты врать, однако. Чхун, падла, Пак.
— Ни в коем случае…
— Да заткнись. Выходит, ты живой. — Старый гангстер покачал лысеющей головой. — Юристишка. Я думал вас, крючкотворов поганых, всех перемочили вместе с бюрократами из муниципалитета еще во время первой Уличной охоты.
— Никак нет, сэр. — Чхун Пак снова поклонился. — Возможно, я просто живучий.
Не вставая с кресла, Синода Шедоши затрясся от смеха.
— Ты, падла, живучий? — надтреснуто загрохотал он. — Может быть. Однако, как прежде, тупой! Заявлять боссу всех боссов Сеула, что ты, падла, «живучий» — это крайняя самонадеянность, не говоря уже о неуважении к моей власти. Не находишь? Как это там у Киплинга? Дергать смерть за усы? Ты сейчас дернул, падла, меня не за усы, а за мой старый хер. Давай-ка я отпилю тебе голову, и кончим базар на этом. Согласен?
Бугай проглотил слюну.
— Но мистер Шедоши…
— А ты думал что? Был знаком со мной в прошлой жизни, и я тебе пятки лизать буду, падла?
— Да нет же, сэр, господин, я вовсе…
— А какого дьявола ты на моих охранников возле парадного наехал, а? Дело у тебя ко мне, а? Ну так выкладывай его, падла. Только, падла, не обгадься. А то, если дела нет, отпилю башку прямо здесь.
Бугай зажмурился и затряс головой из стороны в сторону.
— Нет, сэр, погодите! — затараторил он быстро. — Дело у меня действительно есть!
Он суматошно порылся в кармане и извлек маленькую вещицу, которую сложно было рассмотреть при плохом освещении.
— Я нашел то, что вы искали последние два месяца! — закричал Бугай. — Возьмите!
Вцепившись в подлокотники, Шедоши наклонился вперед.
В грязной ладони Чхун Пака лежала латунная пластинка с оплавленным краешком и выдавленным и окрашенным номером посередине. Краска, теоретически пробывшая тридцать лет под дождями и снегами, блестела как новая.
* * *
Квартет робингудов возвращался на базу двумя парами в пятидесяти метрах друг от друга. С самого утра зарядил дождь, заставляя двигаться быстрее, чтобы согреться. Сил было мало, так что переход больше походил на самоистязание. Рик с Дэмио топали впереди. Кити и Мэри — за ними.
Груз, который несла мисс Мэри, был легче, чем у ее новых товарищей, однако нести этот груз ей было тяжелее, чем прочим. Сказывалось сильное истощение, недоедание, стресс, переутомление. Сил у девушки практически не осталось.
Шустрая Кити просто подстраивалась под шаг новой подруги, то ли оберегая, то ли конвоируя ее.
Изредка мисс Мэри оборачивалась.
На первый взгляд Кити выглядела милой корейской девочкой почти мультипликационной наружности. Однако ребенком она лишь казалась. Скорее потому, что имела привычку одеваться как ребенок. На самом деле, как выяснила мисс Мэри во время скоротечной беседы, куколка Кити была старшеклассницей. Ей было полных шестнадцать лет. Обладая от природы хрупкой фигурой и огромными миндалевидными глазами, с вечно удивленным, изумительно детским выражением лица, Кити стала великолепной актрисой, без труда играющей малолетку.
При нападении на дикие ганги Кити и ее напарник Рик использовали примитивнейший трюк с ловлей на живца. Причем всегда беспроигрышно. Рисковать подобным немудреным образом подростки позволяли себе не часто — максимум раз в неделю. Но куш стоил того. Юные «робингуды» — так Рик и Кити называли себя — не загадывали, везло ли им или хранили их небеса, однако формулы успеха, позволявшей мочить гангстеров и набивать желудок, придерживались строго.
Подобно Бугаю, Рик ходил по полуразрушенным кварталам, выбирая цель для атаки. Причем ходил один. Если б он нес добычу, вел невольника или женщину, что в падшем Мегаполисе с некоторых пор считалось одним и тем же, на него могли бы напасть. Однако вооруженный мужчина — а Рик вооружался для таких разведывательных рейдов до зубов, — практически не рисковал. Бандиты, даже превосходя числом, на одиноких «нищих» бойцов никогда не нападали, поскольку в рукопашной, учитывая отсутствие огнестрельного оружия, был очень велик риск ранения кого-то из нападавших. Поживиться за счет подобных Рику «пустых» одиночек было невозможно, так что обмен один к одному гангстеров не устраивал. Убить за добычу они могли не задумываясь. Но рисковать за бесплатно не собирался никто.
Рик бродил по городу, высматривая, выспрашивая и мотая на ус. Обычно он выбирал самое шикарное из бандитских заведений, прощупывал возможности подхода и бегства, изучал охрану и вообще количество лиц, постоянно обретающихся внутри объекта. Кити же все это время сидела дома и не показывала на улицу носа, так что ее, кроме Рика и жертв налетов, никто не видел в лицо.
После того как объект для нападения был выбран, Кити вступала в преступную комбинацию. На пару со смертоносным кольтом «Питоном». Ее огнедышащий револьвер назывался, как выяснила мисс Мэри, именно так: «кольт Питон калибра .367 Магнум, с удлиненным стволом». Признаваясь откровенно, «Питон» был главным козырем в безумной игре парочки робингудов. Отец Кити до катастрофы служил в полиции, причем был копом блестящим. Наградной револьвер, который ему вручили перед уходом на пенсию, хранился в герметичной коробке, регулярно чистился, смазывался маслом, в общем, его холили и лелеяли с большим усердием и любовью. Спрятанный в лакированной коробке, замотанный в полиэтиленовый пакет и масляную тряпку внутри огромного противопожарного сейфа — отец Кити хранил самые дорогие вещи в сейфе, например, ценные бумаги, документы и дочкин фотоальбом, — «Питон» оказался редким экземпляром огнестрельного оружия, сумевшим пережить тридцать лет катастрофического анабиоза. Именно благодаря этому уникальному стечению обстоятельств миловидная школьница Кити стала владельцем сокровища, ценность которого было сложно переоценить.
