– Ты ещё съешь её, – критически сказал Седой.
– Я их заставлю её съесть, – ответил Моня. И вообще…
– Стой-стой, Саша, – решительно схватил Седой за руку Моню, собирающегося сорвать усы и покинуть «трубу». – Ты забыл, что есть такое слово – дисциплина. Ты что, хочешь, чтобы и дальше негры трахали наших баб? Хочешь? Ты скажи, я тебя пойму. Чего молчишь? Так вот и молчи. Нам дали задание. Провалит его любой болван, а выполнить – это посложней. Ты что, думаешь только стрелять из пулемёта? Нет, дорогой, халява не пройдёт. Бери в руки балалайку – это посерьезней, чем пулемёт.
Они снова забренчали заунывную мелодию. Подошел старый дед, весь заросший седой щетиной и в вылинявшей фуфайке. Стал, прищурившись слушать. В паузе сказал:
– Э-э-э… Братки… А чтось вы такое гарное граете? Кх-кх-кх, – закашлялся.
– Полонез Огинского, – пробурчал Моня, исполнявший произведение, которое сдавал на экзамене в музыкальной школе.
– Гарно, гарно… Кхм… кх… кх… Очень гарно. Прям за душу берёт. А можно трошки щё? А?
Моня, вздохнув, исполнил полонез ещё раз.
– Дякую, дякую… Спасибо, братки… – Дед раскурил самокрутку и пустил клуб дыма. Невероятный запах распространился вокруг.
– Господи, дед, что это ты куришь? – замахал рукой перед лицом Моня.
– Грибы, сынок.
– Чего?
– Грибы, грибы. Сушеные. Очень, знаешь ли, хорошая штука. Акх… кх… кх… Меня, – сплюнул, – Карлуха научил.
– Какой Карлуха?
– Друг мой. Нерусский правда. Фамилия у него странная – Каштановая Роща.
– Каштановая Роща?
– Да, вот такой фамилий был у него. Кхм… кх… кх… Хочешь курнуть?
– Да уж, спасибо.
– Ну, как хочешь. А Карлуха любил. Накурится, бывало, грибов и начинает мне рассказывать сказки. Хороший был парень. Помер уже. Перекурил. Кхм… кх… кх…
Дед бросил в урну самокрутку и медленными шагами пошел дальше.
Музыканты продолжали свою работу. В стороне от них, метрах в десяти, стоял пожилой мужчина и продавал значки «Украина+НАТО=любовь». Из его старой, потрёпанной сумки выглядывал объектив видеокамеры, которая записывала выступление струнного дуэта. Ещё пять человек, в разных точках «трубы», контролировали концерт Седого и Мони. Это были люди полковника Дубины. Ждали Ликвидатора. После покушения он на связь не вышел. Дубина сбросил на его e-mail предложение о встрече, которая и должна была состояться, если бы не вмешательство итальянцев. Ликвидатор ответил. Теперь он должен был, по плану, подойти к Седому и передать свой «паспорт» – подтверждение того, что он действительно Ликвидатор, а не подставной агент ЦРУ в Интернете. «Паспорт» представлял собой одну из половинок разорванной на две части купюры в сто советских рублей. Вторая половина была у Дубины. После этого подтверждения можно было спокойно общаться.
К музыкантам подошла крупная женщина в полутёмных очках.
– Скаажите, паажалуйста, а вы можете исполнить «Мурку»?
– Тьфу ты, – тихонько под нос чертыхнулся Моня.
– Сударыня! Естественно! – галантно ответил кавалер Седой. – Для вас – что угодно. – И запел: «В тёмном переулке, где гуляли урки…» Минут пять кривлялся Седой, вошедший в роль и тарахтел на балалайке Моня. Дама аплодировала обоим, кинула в шляпу купюру в пятьдесят гривен, помахала рукой и скрылась в потоке людей.
– Пятьдесят гривен? – удивился Моня. – За «Мурку»? Подруга, наверное, была на «зоне».
– Мда… – удивлённо сказал Седой. Мы тут ещё и заработаем. – Пять-шесть «мурок» – и день прожит не даром.
– Да, Вова! И можно пойти в «Экспресс».
– Забудь, «Экспресс»
– Да знаю, – печально вздохнул Моня.
Подошли двое американских сержантов. Седой невозмутимо глядел на них. Моня с бешенством во взгляде отвернулся и стал настраивать балалайку.
– Э-э-э… – начал один из американцев. Ви можеть знать? Дьюк! Дьюк Эльингтон. Йес?
– Йес, – ответил Седой и продолжал слушать.
– Сыграть Дьюк Эльингтон?
– Йес. Фифти долларс.
Моня поднял голову и посмотрел на Седого, топорща свои приклеенные усы. Американцы вытащили бумажку в пятьдесят долларов.
– Саша, помогай, – сказал Седой, ударил по струнам и запел «Караван»: Па-а-а… Паба-па-бапа-па-паба…
За три минуты заработали пятьдесят долларов.
– Чёрт, – сказал Моня. – Я не думал, что это такое выгодное дело. Давай бабки подсчитаем, а?
– Успеешь, ещё не вечер, – ответил лидер-гитарист.
За следующий час заработали ещё около ста гривен.
– Волна какая-то пошла, – сказал Моня.
– Эта волна называется вечернее пиво. Уже вечер, все поддатые. И здесь, в «трубе», кстати, крутится только народ с «бабками». Остальные не могут заплатить за метро, не то, что за «Мурку».
– Да, за такую фигню – и пятьдесят гривен. Не плохо, – сказал Моня. Купюра в пятьдесят гривен так и лежала среди мелких денег.
– Забери-ка ты её, – сказал Седой. – Не надо травмировать психику конкурентов. Вон там, в углу, бандуристы играют, так они всё время сюда ходят, чего-то вынюхивают.
Моня взял купюру и сунул в карман. Вытащил обратно.
– Слушай, Вова, здесь ещё и рубли она дала. Какие-то порванные.
Седой взял пятьдесят гривен в руки. К купюре была приклеена половинка советских ста рублей с портретом Ленина.
– Всё, Саша, – сказал Седой. Контакт состоялся. Уходим.
– Я только-только разыгрался!
– Говорю, уходим.
Музыканты вместе с инструментами исчезли в людской толпе.
– Я надеюсь, что это не игра российской СВР, генерал. Если всё соответствует действительности, то мы в полном дерьме.
– Пока всё подтверждается фактами, сэр. Факты из семи независимых источников. Все они знают как о существовании Ликвидатора, так и о существовании Объекта. На игру не тянет – слишком сложно. Похоже, что русские в самом деле, еще при Брежневе, вмонтировали где-то нейтронный боезаряд. Идея самого Брежнева, скорее всего. Он всё держал под контролем и всегда перестраховывался. И оказался прав. Возможно, такая штуковина есть и в Москве.
– А в Вашингтоне? А у нас здесь не вмонтирована такая штуковина, как вы говорите?
– Нет, здесь – вряд ли.
– Вряд ли?
– В Вашингтоне русского атомного боезаряда нет, – уверенно проговорил генерал.
– Хотел бы я вам верить, – ответил президент. – Но я не могу верить! Не имею права. Особенно сейчас. Поражение под Дубровником, в районе Киева уничтожено шестнадцать самолётов ВВС США, атака на сервер ЦРУ – не многовато ли, генерал, для такого краткого отрезка времени? Как вы считаете?
– Это результат парадигмы цивилизации.
– О! Вы ещё и философ! Парадигма! Ха-ха-ха! Настоящая парадигма всегда приходила в виде меча, а не каракулек на бумажке.