– Ты здесь за главного? – спросил я.
– М-мой дядя, – непрестанно кивая, пролепетал он.
– Да, убил, – подтвердил я. – Но тебе нечего бояться. Детей я не убиваю. Ты знаешь, что среди дуралеев, сунувшихся в ту стычку, были солдаты? Они наверняка приехали со станций на лошадях. А мертвым скакать не надо. Покажешь их лошадей?
Парнишке хватило храбрости встать и показать. Впрочем, ему же хватало храбрости спать одному, в конюшне, посреди такого городишки, как Фортуна-таун.
В итоге мне досталось пять лошадей, очень даже приличных, вороных и гнедых, пара – с белыми чулками. Когда я привел их к дому Тноты, оказалось, что влюбленные не теряли времени даром и уже рассовали все нужное по мешкам военного фасона.
– Вам нельзя возвращаться сюда, – предупредил я. – Если вы что-нибудь спрятали, рассчитывая забрать при нужде, лучше откопайте и заберите с собой.
Гиральт лишь вздохнул и с такой тоской посмотрел на дом, что меня уколола совесть – будто это я все подстроил и сломал им жизнь.
Впрочем, так ведь оно и было.
– Куда мы теперь? – спросил Тнота.
– Куда обычно, – ответил я. – Все дороги, в конце концов, ведут к Валенграду.
Глава 7
Наша поездка на юг вдоль Границы оказалась малоприятной. Лошади боялись меня, а спутники доставляли даже больше неудобств, чем седло. Раньше с Тнотой было легко и ехать, и пить, и болтать. А сейчас появился Гиральт, и Тнота отчаянно старался угодить нам обоим. Я хотел сосредоточиться на предстоящем, Гиральт – вернуть прежнюю жизнь, где и духу моего не было. Винить его не стоило. Мы провели бок о бок с Тнотой много, наверное, слишком много лет и пережили вместе не один кошмар. Гиральт всегда останется чужим нашему с Тнотой прошлому. Почти так же призрак Эзабет встал между мной и Валией.
Я забрал на запад, подальше от Морока и приграничной рокады. Мы поехали вдоль заброшенного канала. Прежде баржи возили тонны груза от станции к станции. Теперь остались только утки и тростники, а старые баржи лишь усеивали берега. На них жили выдры и красные гуси, а кое-где и бродяги. Эх, в ранние времена моих «Черных крыльев» я бы учинил тут облаву и собрал богатый урожай. Наверняка испитые потрепанные типы, глядевшие на нас с барж, удрали из-под контракта Цитадели.
– И что ты собираешься делать, когда мы приедем в Валенград? – осведомился Тнота.
В последнее время он нечасто ездил верхом. Давала о себе знать спина, а то, что держаться за поводья приходилось одной рукой, только усугубляло дело. Гиральт был ездок не ахти, но справлялся. А я уже успел навыки подрастерять. Не то чтобы я все забыл, но голова вспоминает ощутимо быстрее, чем бедра и мошонка. Никто не подскажет, как правильно подтянуть упряжь перед поездкой. Но если целый день тебя бьет по яйцам, поневоле сообразишь сам.
– Мне нужно встретиться с капитаном Клауном и узнать, приходили ли новости от Вороньей лапы, – сказал я. – Надо подготовиться к неприятностям.
– Мне Клаун никогда не нравился, особенно после того, как Валия о нем кое-что раскопала.
Увы, репутацию «Черных крыльев» часто портило прошлое ее капитанов. У всех семерых, включая меня, на совести было здоровенное пятно.
– Кстати, расскажи-ка про того темноволосого, – попросил я Тноту.
– Он назвался Нортом, явился в Фортуна-таун недели две назад. Неделю болтался просто так, пару раз переговорил со мной насчет похода в Морок. Старательство, обычное дело. Но ведь я уже завязал с навигацией. Ушел в отставку.
Тнота виновато посмотрел на Гиральта.
– А потом?
– Потом он явился ко мне, – продолжил Гиральт, – сунул пистолет в лицо, а его головорезы привели Тноту. Затем темноволосый сказал: если я не буду слушаться, получу на обед Тнотину печенку. Но из-за чего? Меня сунули в подвал и держали там. И хоть бы объяснили, в чем дело!
Гиральт глянул так, словно лично я был в этом виноват.
– Потом он приставил мальчишку, – уныло сообщил Тнота. – А я ничего не мог поделать. В моем-то состоянии… Даже не знал, наблюдают ли они за домом. Если бы послать весточку Амайре… но та давно уехала и не появлялась…
– Лучше ей держаться подальше отсюда, – заметил я.
Тнота хихикнул.
– Амайра не вчера родилась. Твою дочь не нужно укрывать от сырости и сквозняков. После заключения договора с Вороньей лапой она быстро набралась сил. Да ты и сам знаешь – тренировал же ее.
Амайра… Мелкая, костлявая, злоязыкая, так хотевшая быть в «Черных крыльях», выторговавшая у Вороньей лапы мою жизнь – за свою. Я сделал для нее, что смог. Дети усваивают быстро. Я учил ее стрелять, драться мечом, кинжалом и голыми руками – в общем, всему, что помогает подростку выжить на Границе. Попытался вслед за Валией преподать грамоту, а заодно объяснить людскую натуру: как люди думают и принимают решения, на что падки, в чем слабы. Как найти людей, разговорить их или заставить умолкнуть без кровопролития. Конечно, Амайра училась быстро, но два года – слишком мало. Меня не было рядом в тот день, когда ворон впервые явился к ней – за двое суток до Вороньего мора. Я бродил в Мороке. Тогда, еще до Всегдашнего дома и черных дождей, я уходил всего на пару недель, редко на месяц.
Настало время дождя. Из Морока поползли ядовитые облака, и мы спрятались в старом заброшенном доме смотрителя шлюзов на берегу канала. В доме было тоскливо и жутко, но хотя бы имелась крыша над головой. Мы даже успели развести огонь в камине до того, как упали первые капли.
– И отчего так уютно под крышей, когда с неба справляют малую нужду? – заметил Тнота, пытаясь попасть в свою прежнюю колею и разогнать уныние. – Как там Ненн говорила? Мол, жижа с неба – знак святых духов добрым людям: пора наведаться в бар.
Мы с Гиральтом вяло улыбнулись.
Эх, Ненн.
Дождь застучал по крыше.
Виноват Воронья лапа. Из-за него появились и дождь, и шепотки на ветру, и «сосуны». Вряд ли он учинил такое намеренно, это лишь побочный эффект, рикошет, мелкое последствие Вороньего мора. Безымянные совершили нечто более чудовищное и колоссальное, чем все сотворенное ими ранее.
Я не понимал, что именно они сделали, – во всяком случае пока. Безымянные, превратившиеся в ледышки на далеком севере, выбивались из сил, пытаясь не допустить пробуждения Спящего. Если бы Глубинные короли сумели разбудить его и поднять из океанских глубин, мир утонул бы. Безымянные сдержали катастрофу – но подожгли мир. С неба капал яд, и с каждый годом земля родила все меньше. Растения чахли. Хуже того, многие из них научились впитывать отравленный дождь и сделались несъедобными. Яблоки ушли в прошлое, тыквы стали пронзительно горькими. Кукуруза
