Александр Зорич - Пилот мечты

Меня передернуло. Вот как плохо иметь развитое воображение!

Решено, робинзонаду оставим на самый крайний случай.

Я решил прогуляться по просеке, которую так ловко вывалил «Горыныч» при аварийной посадке. В конце концов, когда за мной прилетят, надо же как-то поспешествовать собственному спасению! Посадочную площадку подготовить, например. Или, я не знаю… сигнальные костры разложить?

Просека — метров триста изрубленных в капусту флорозоидов, дорожка солнечного света в империи вечного полумрака.

Изрядно парило. Датчики показывали сорок три градуса по Цельсию и девяносто восемь процентов влажности. Надо полагать, местные квазирастения затянут эту прореху за день-два, а может и быстрее, учитывая завидную подвижность некоторых экземпляров.

Я добрел до конца просеки и задумался. Костер — это хорошо. Только что здесь жечь? Лес-то в кавычках, древесиной здесь и не пахнет. Допустим, если полить химтопливом от вспомогательного газогенератора, загорится и здешняя трава-переросток. Но вот вопрос: как живой лес отнесется к огню? А вдруг он его зальет соком, задушит лиловым туманом — дыханием здешних бамбуков, а меня разорвет на куски хватательными корнями?

И еще вопрос: как слить это топливо? Я же не техник, я пилот. Без специнструмента до баков не добраться. Да, одни вопросы.

Хорошо хоть голова занята насущными проблемами.

Когда я собрался возвращаться, произошло сразу два важных события: парсер сообщил, что засек неопознанный флуггер, который движется на малой высоте по направлению к нам — это раз; два — я обнаружил, что не могу ступить и шагу.

— Не понял! — громко сказал я.

— Что именно? — спросил парсер. — Уточняю: параметры флуггера определить не могу, направление юго-восток, скорость…

— Да какой флуггер! — заорал я. — Что с… эй! Эй! Выплюнь!

Последняя фраза, донельзя глупая, была адресована, понятное дело, не парсеру.

Справа от меня обнаружился папоротникообразный объект. Его листья обнимали меня за талию, над шлемом болтались штук двадцать красненьких глазок на стебельках, а центральная часть ствола раскрылась сверху вниз зубастой пастью. И вот эта пасть заглотила мою правую ногу целиком.

— Выплюнь! Фу! — повторил я.

Папоротник не реагировал. Вот было бы интересно, если бы послушался!

— Зафиксирована кислотная атака поверхности, — сообщил скафандр. — Разновидность кислоты неизвестна. Агрессивность ее действия превосходит карборановую кислоту.

— Чего?! — соображал я по-прежнему небыстро.

— Зафиксирован резкий скачок температуры. Зафиксировано введение неизвестного катализатора. Возможно, пентафторид сурьмы. При сохранении темпов атаки, каталитическое проплавление скафандра произойдет через четыреста семь секунд.

Я принялся сражаться. Еще не хватало быть сожранным какой-то реликтовой травой! И это после огненного ада над долиной домен!

Попытался потянуть на себя ногу, на пределе мощности сервоприводов. Папоротник проехал вслед за ногой полметра, на этом успехи кончились — пасть не разжалась ни на микрон.

Я принялся колотить по стволу свободной ногой — это была ошибка. Листья шустро подсекли ее, и я упал, а настырная тварь навалилась сверху. Я стал рвать листья, которые опутывали меня все плотнее. Их зеленоватая плоть поддавалась плохо, как упаковочный пластик. Тогда я выхватил пистолет, приставил к стволу и выстрелил раз десять.

Во все стороны полетели ошметки. Помогло. Хватка ослабла, и я стал выбираться наружу.

Сначала неплохо бы оглядеться! А уж потом лезть!

Папоротник, атаковавший меня, был всего лишь одним сегментом хищного тела! Этаким лиственным щупальцем! Подобных щупалец вокруг меня колыхалась уже целая роща, штук десять.

Так что я выбрался, но — прямиком в новую пасть, еще больше первой! Она обволокла скафандр от левого плеча до стопы, а в шлем уставились все те же красные глазки. На место расстрелянного щупальца быстро подбиралось другое, метя в пострадавшую ногу.

Я выпустил еще десять пуль. Вырвался, попытался бежать, но зловредный папоротник ухватил меня сзади и повалил на землю.

Обойма пуста.

Я глядел на небо. Синее безоблачное небо Наотара.

А ведь это, пожалуй, конец… Интересно, это очень больно, когда тебя переваривают заживо? Сейчас я узнаю, что чувствует муха в паутине. Пауки убивают жертву нейротоксином, а что достанется мне?

И я еще собрался переть тысячу километров! Попался через десять минут в трехстах метрах от собственного истребителя! И ни одной пули! То есть: даже не застрелиться.

На периферии зрения встала темно-зеленая шевелящаяся стена.

А прямо надо мной через небо промелькнул стремительный черный силуэт.

Флуггер! Они заметили маяк и сейчас меня будут спасать! Неужели?!

Флуггер исчез из зоны видимости, а когда он вернулся… Когда он вернулся, мне явился оживший ночной кошмар. Сине-голубой, мертвенно блестящий счетверенный крючок на акулу. Десятиметровый.

Аппарат висел над макушками леса во всей красе.

Это был чужак…

…Точно такой, каких мы били на Титане!

Висел он долго, секунд тридцать, а может, и все шестьдесят. Никаких языков пламени, никаких маневрово-посадочных дюз — чистая антигравитация! А потом он грянулся с высоты двадцатиэтажного дома, и я невольно закрыл глаза, ожидая мгновенной боли и вечной темноты.

Так… Упал мимо меня.

Не раздавило.

Взрываться, гореть будем?

Похоже, что нет.

Я открыл глаза. Перед забралом стояла стена хищных папоротников. Тупые глаза и жадные пасти.

Внезапно раздался приглушенный треск, что-то ослепительно полыхнуло, так что стекло шлема моментально поляризовалось, спасая глаза. Когда освещение вернулось в норму, я обнаружил себя в кучке быстро разлетающегося пепла. Меня больше никто не держал и никто не переваривал.

Я осторожно поднялся на ноги. Ножные сегменты скафандра были страшно изъедены кислотой, но работали исправно. Лес вокруг заметно изменился. Точнее сказать, не осталось никакого леса на сотни метров вокруг — лишь пепел.

В центре полянки стоял чужак, которого и стоило считать виновником маленького апокалипсиса и моего чудесного спасения. Впрочем, надолго ли я спасен?

Пара крюковидных выступов его летательного аппарата претерпела причудливую и неочевидную трансформацию, превратившись в подобие ходильных конечностей. Вторая пара служила манипуляторами, на концах которых недобро посверкивали стволы каких-то пушек. Носовое окончание центрального шпиля наклонилось, совсем как голова. И голова эта смотрела на меня. И две пушки.