Не заметив буйства чувств на его лице, дочь продолжала:
– И коммуникатор Ванькин не в Сети. Может, случилось что?
– С коммуникатором? – выдавил из себя Бадоев подобие шутки. На большее сейчас он был не способен. – Да найдется твой Иван, не переживай. Я в его годы… – Наметившиеся слезы в карих глазах дочери заставили его изменить тактику: – Я приложу максимум усилий, чтобы выяснить, куда подевался твой дружок.
Забавно, но он сказал чистую правду.
– Свет моих очей, подожди немного, я сейчас. – Бадоев удалился, для того чтобы, как говорят женщины, «припудрить носик». Что-то «носик» в последнее время стал барахлить – пора бы заменить на что-нибудь новое, более современное. Посоветоваться с женой, обсудить размер – и заменить…
Вытерев руки о полотенце и закрыв за собой дверь, он вернулся в кабинет. И наморщил лоб, припоминая, выключил ли коммуникатор – экран горел, будто к нему только что прикасались.
От размышлений на эту тему его отвлекла дочь:
– Пап, ну чего ты застыл? Пойдем уже.
* * *
Лавочки под давно погасшими светильниками настойчиво приглашали путников присесть.
Будь Иван без Тарсуса, пожалуй, отдохнул бы чуток. Ведь они шли уже… сколько? Время тут, в кромешной мгле, текло особенно: вязко, плотно. Чтобы преодолеть его, сдвинуться чуть дальше к будущему, нужно было приложить значительные усилия.
Луч фонаря, выданного Тарсусом, выхватывал элементы местного пейзажа. Вот люстры на длинных ножках у закругленного потолка с портретами людей в забавных шапках, над которыми – загадочные символы, напоминающие герб Союза. Молот еще ладно, но это изогнутое… полумесяц, что ли?..
По одну сторону от Жукова-младшего – ряды мощных колонн, отделанных мрамором. По другую – стена, выложенная плиткой, с барельефами-веночками и барельефами-звездочками, меж которыми поблескивают золотом буквы. «Октябрьская», – прочел Иван.
Пару раз он резко нажал на привод динамо-машины, встроенной в рукоять фонаря. Вжикая, привод то проваливался в рукоять, то выскакивал из нее. Несколько таких вот «подкачиваний» – и диоды засветили ярче. До сегодняшнего дня Жуков-младший и не подозревал, что под Москвой есть разветвленная сеть подземелий, называемая «метро». Вот туда-то парни и спустились с заоблачных небоскребных высот – после того как покинули милицейский участок и едва не попали под огонь беспилотника. Тарсус сказал, что наверху им не светит, что дронов много, камеры везде, ментов столько, что по улице не пройти, не толкнув кого-нибудь в форме.
Впрочем, в подземке им тоже не очень-то светило. Если бы не фонари, прихваченные Тарсусом из тайника еще на поверхности, у входа в метро, беглецам пришлось бы пробираться на ощупь. На вопрос «Кто фонари тут спрятал?» Тарсус буркнул то ли в шутку, то ли всерьез: «Враги народа».
– А чего у тебя имя такое странное? – Иван покосился на фигуру в черном, шагающую чуть впереди и правее.
– Нормальное имя, девушкам нравится. – Ухмыльнувшись, Тарсус поднес ко рту трубочку очередного пакета с апельсиновым соком.
Откуда он извлекал эти пакеты – загадка, хотя Иван во все глаза следил за новым знакомцем. Казалось, пакеты возникали из пустоты, опорожнялись в бездонную глотку, падали под ноги, а потом вновь оказывались в ладони Тарсуса. Мистика, да и только.
– Та «подвеска», которая была на тебе… – начал Иван.
Тарсус привычно уже перебил:
– На крыше? Когда мы устроили пробежку?
– Скорее, когда ты спровоцировал меня.
– Невелика заслуга, даже хвастать нечем. Это было просто. Как и обогнать тебя. – Пустой пакет, описав дугу в воздухе, упал на рельсы. – Ты уже, наверное, сообразил тем, что у тебя вместо мозга: «подвеска» мне не нужна, я и так быстрее всех.
Иван изобразил на лице нечто максимально презрительное. Примерно так же он щурился и хмыкал, когда Давид обещал положить его на лопатки за пару секунд.
– Ты – быстрее всех? Ха!
– Точно. – Тарсус предпочел не заметить гримасы собеседника. – И очень хорошо, что ты осознаешь это. Лучше сразу уяснить: я тут самый крутой, меня надо слушаться – и тогда проблемы твои, малыш, сведутся к необходимому минимуму.
Малыш?! Жукова-младшего едва не разорвало от злости. Это кто тут малыш?! И все же он сумел совладать с собой. Нельзя поддаваться на провокации, уж больно хорошо у Тарсуса получается.
– И все-таки, – сцедил он сквозь сжатые зубы, – что это за трюк с прыжками в участке? Как ты сумел со мной вдобавок влезть на небоскреб?
Тарсус лишь ухмыльнулся в ответ, отчего «исклеванное» его лицо стало еще омерзительнее.
– Что вообще произошло в участке?! – Иван почувствовал, что опять начинает заводиться, кулаки непроизвольно сжались. – Зачем я тебе нужен?! Кто ты такой вообще?! Откуда ты знал, что мне нельзя возвращаться домой?! Почему не предупредил о засаде?!
– Не надоело еще? Когда, наконец, все твои три ганглия[2] поймут, что я не намерен обсуждать столь важные события с умственно неполноценным?
А вот не надоело. Напротив, Иван вновь и вновь задавал Тарсусу одни и те же вопросы, игнорируя ответные оскорбления, самыми мягкими из которых были намеки на его, Ивана, отсталость в развитии и врожденные дефекты ЦНС. Он уже понял: с этим парнем будет непросто. Да, спрашивал себя: почему он, элитный союзник, до сих пор терпит наглого перса? Почему не свернул ему шею? Почему не послал подальше и не занялся поисками отца самостоятельно? И отвечал себе неизменно: Тарсус в курсе случившегося, он многое знает, а сам Иван не знает ничего, кроме того, что мать погибла, отец арестован, а за ним ведут охоту странные шпионы, которым содействует милиция. А значит, он будет терпеть подколки, пока Тарсус не выложит все, что ему известно. Хотелось добиться искренности силой, но совладает ли Иван с парнем в черном? Уж больно круто тот проявлял себя. В общем, Жуков-младший не решался пока, хотя и утверждался постепенно в мысли, что без потасовки не обойтись. Лишь хорошая взбучка научит наглого перса манерам.
Иван уже собрался окликнуть Тарсуса, чтобы хорошенько врезать ему по зубам, но тот вдруг остановился и сказал:
– У малышей «подвеска» снаружи. Барыги из гетто продают малышам кастрированные армейские экзоскелеты, контрабандой доставленные в Москву с границ Союза. Трупам воинов экзоскелеты больше ни к чему. Там, на границе, сослуживцы выдирают куски плоти из экзо, очищают от дерьма и мяса, снимают все, что может стрелять и взрываться, и толкают барыгам остатки. Барыги доводят товар до кондиции, а потом уже малыши вроде тебя развлекаются на крышах, думая, что это настоящий отрыв, ах и ох, и чуть ли не криминал.
– Трупы, граница… – Иван фыркнул. – Что ты несешь? Типа ты там был, что ли?
