На этот раз махнул рукой и засмеялся сам Женька — уж очень яркая представилась картинка. А Игорь обратил внимание, что идущий чуть в стороне мальчишка не смеется, а задумчиво улыбается. Этого паренька Игорь заметил уже давно — он был тихий, задумчивый, как его улыбка и вроде бы даже робкий. Как его зовут-то?.. Ян. Ян Реутов, четырнадцать лет…
Ян заметил взгляд Игоря и смутился, опустил глаза. Но тут же снова посмотрел — украдкой как-то — из-под русой челки и снова улыбнулся, но теперь уже не в пространство. "Ну, подойди," — подумал Игорь, и Ян подошел, придерживая на бедре "коновалов".
— Не смешно? — спросил Игорь.
— Почему, смешно, — Ян пожал плечами и чуть сощурился. — Я просто не умею громко смеяться.
"Не умеешь что?" — хотел переспросить Игорь, но решил не допускать бестактностей. Тем временем Ян застенчиво поинтересовался:
— А скажите, это вы?..
— Это я, — прервал его Игорь. — Портрет, статья, монумент в полный рост — что ты там видел? — это я и есть. И хватит об этом.
— Хорошо, — кивнул Ян. — Я просто часто думаю, каково это — быть известным.
— Да никаково, — признался Игорь. — Если ты добиваешься известности ради известности, то это во-первых глупо, а во-вторых — ничего не получится. А если известность просто побочный эффект какого-то дела, то тебе на нее наплевать. Уяснил мою философию?
— Уяснил, — улыбнулся Ян.
— Вот и хорошо… Ну а что тебе нравится, если ты не любишь смеяться?
— Я не не люблю, я не умею, — уточнил Ян и, на миг задумавшись, сделал вывод: — Что мне нравится? Вот.
Господин офицер, это ясно и просто:
Революция, царь — кто там прав, кто не прав.
Первый крест — крест Георгия Победоносца
Не отнять, даже с мясом с мундира сорвав…
— он взглянул лукаво и добавил: — Вот что.
— Угу, — Игорь кивнул и прочел:
— Ты не просить пощады? Гордый…
Ночь всю степь синевой укрыла.
Зарастают травою сорной
Даже самых отважных могилы.
Ты над смертью в глаза смеялся,
Но сегодня над ней не волен.
Почему ты не защищался?
Даже руки связать позволил?
Что молчишь? Иль на сердце пусто?
Иль не сбылись гаданья снов всех?
Но, хоть ты не похож на труса,
Нас щадить не учили вовсе…
— А еще, — подхватил Ян: -
А ей так хотелось ласки,
Огня, поцелуев, слов.
Но он, как в старинной сказке,
Любил лишь свою любовь…
— Белянин, — сказал Игорь с удовольствием. — Его сейчас и не помнят почти… а тебе нравится?
— Очень, — признался Ян. — Я диск с его книгами достал и все у него прочитал. И прозу.
— Он писал прозу? — удивился Игорь. — Я не знал… Интересно?
— Смешно, — улыбнулся Ян, — правда, много непонятного… А вам нравятся стихи?
— Называй меня на "ты", — вздохнул Игорь. — Да, нравятся, как раз старые и малоизвестные… А ты сам не пишешь стихов? — Ян смутился, и Игорь определил: — Пишешь.
— Он не просто пишет, — вмешался нагнавший их Артем. Ян поморщился:
— Не надо, а?
— Почему "не надо"? — удивился Артем. — Так он не просто пишет, он лауреат прошлогодней Ломоносовской премии по литературе. Серебро, поэма "Все наше здесь!". И место в Петроградском.
— Ну хватит же, — попросил Ян.
— Это правда? — искренне удивился Игорь. — Почитай что-нибудь, а?
— Да нет, нет, — Ян не ломался, а искренне был смущен. — Я и сам ничего не ожидал. Насчет премии, я…
— вдруг заговорил Артем.
— Огонь в подворье рыщет. (1.)
И труп, копьем пробитый, у межи.
Степняк в доспехе гибкой плетью свищет
И ловит тех, кто прячется во ржи.
Я вновь в «тогда». И снова вертолеты,
Свистя и воя, нанесли удар.
И слышен гул шагов чужой пехоты,
И вновь над Русью до небес пожар.
Я снова здесь. Огнем объятый колос,
От боли корчась, стонет: "Помоги!"
Мне разрывает душу этот голос,
А через поле движутся враги…
Защита где?! В бою порублен княже,
Спецназ повыбит, армия бежит.
И рабства тень вот-вот на солнце ляжет…
А воздух жаркий над межой дрожит…
Я автомат… рогатину… сжимаю.
Перевожу дыхание с трудом.
Где я, когда — не очень понимаю,
Но знаю точно: защищаю ДОМ…
Вот так он написал! Это предисловие…
1. Стихи автора книги.
— Красиво, — честно сказал Игорь. — И сильно… Я бы не серебро дал. Впереди кто-то запел наперекор дождю старую добрую:
— Взвейтесь, костры, под небесною синью!
Мы пионеры, дети России!
Близится эра светлых годов -
Клич пионера: "Всегда будь готов!"
— Ладно, хватит! — повысил голос Женька Рубан, покосившись на Игоря. — Молчание!
5.
К вечеру по расчетам Игоря они все-таки выбрались на уже не контролируемую даже номинально территорию. Во всяком случае — тишком миновали отлично укрепленный поселок, окаймленный минными полами, от которого дальше на северо-запад даже еще толковых тропинок не протоптали. Прошагали километров тридцать пять, не меньше, дождь кончился под вечер, сменившись уже совершенно летней погодой — теплой, сухой и тихой. На Сумерле говорили: "Весна себя выплакала." Тут в самом деле не календарная, а фактическая весна чаще всего заканчивалась именно таким ливнем, коротким, переходившим в долгий теплый дождик, сразу за которым наступало типичное лето. Небо окрасилось алым, солнце-Полызмей садилось не в тучи, чистое, обещая и дальше хорошую погоду.
Легкие гамаки раскидывали прямо в чаще — звездами, голова к голове. Их делали уже тут, на Сумерле, из нити той самой многоножки, что когда-то напала на Игоря и Борьку на юге — легкие, не вероятно прочные и компактные… Несколько человек тесаками копали яму под очаг; Борька с двумя ребятами канул в чащу на охоту, Женька взял еще двоих и двинулся на близлежащий шум ручья, прихватив с собой фляжки. Игорь между делом размышлял, как различать в разговоре Борек и Женек. Ему вообще-то успели рассказать, что у ребят бытуют прозвища (среди казачат такого не было, а вот ему по лицейским временам это казалось привычным) и Рубана называют Рубакой, а Колобова… ну, тут ясней ясного, хоть и ничего общего. Так что, они, наверное, не будут против…
Игорь растянул свой гамак привычным движением, проверил его и, набросив маскировочную сеть, удовлетворенно кивнул. Потом проверил незаметно, как ставят сканеры и, прислонившись к дереву на краю лагеря, замер — скрестив руки на груди. Нашел взглядом крупную алую звезду на все еще светлом небосклоне.
