— Сами не понимая к чему? — спросил Секонд.
— Именно. Из занятий со мной они ничего не запомнили. Кроме того, что очень приятно пообщались с твоей, Фёст, старинной подругой. — При этом Сильвия мстительно улыбнулась.
Да, такая специалистка своего не упустит. Как-нибудь когда-нибудь у Людмилы прорежется зубочек ревности. От запавшего в память слова Инги или Марины.
— Но ты с этим справишься, — улыбнулась Сильвия, легко реконструировав промелькнувшую у Ляхова-первого мысль. — Вы бы знали, парни, — обратившись сразу к двум аналогам, сказала она, полностью попадая в образ вышесреднего класса московской женщины, не захотевшей вращаться в гламурных тусовках, но сохранившей верность идеалам студенческой юности, Грушинских фестивалей и тому подобного. — Вы бы знали, как я смертельно устала. Та ещё работёнка. Поэтому не задавайте мне сегодня больше никаких вопросов. Налейте обычной водки, какой к чёрту «розовый джин»! Помнится, где-то в одной из гостиных был обычный, древний магнитофон. Принеси его… — она задумалась, выбирая, — ну, ты. — Указала пальцем на Секонда. — И найди в тумбочке бобины. С подходящей настроению музыкой… Моей и, надеюсь, вашей.
На трёхсотпятидесятиметровых катушках магнитной ленты типа «десять» ничего другого, кроме бардовских песен шестидесятых годов и того же времени блюзов и джазовых композиций, Ляхов не нашёл. Имелись ещё виниловые пластинки, числом несколько сотен, но его ведь просили именно магнитофон.
— Настолько глубоко пришлось погружаться? — заботливо спросил Фёст. — Девчонки ведь рождения максимум условного конца восьмидесятых… Скорее даже начала девяностых.
— Само собой, — ответила Сильвия, подмигнув и подняв гранёную стопку. — Поэтому у них должны были быть любимые матери и отцы, воспитанные на Высоцком, Клячкине, Городницком, Хампердинке, Поле Мориа…
Секонд принёс и поставил на тумбочку магнитофон, ткнул пальцем в клавишу. И тут же на всю кухню разлился голос Сальваторе Адамо: «Томбе ля неже[165]…».
— Одного я не пойму, леди Спенсер, вы ведь, насколько мне известно, всю жизнь по Западу специализировались. Откуда вдруг такое проникновение в психологию наших «шестидесятников»? — спросил Фёст, сам сын родителей этой страты. Секонду подобные ностальгические рефлексии были абсолютно чужды. Понимал, о чём речь, поскольку посмотрел десяток кинофильмов того времени, ничего в них по-настоящему не поняв. Что ему, к примеру, «Июльский дождь» или «Улица Ньютона, дом один»?
— Ограниченно мыслите, молодой человек, — ответила Сильвия. — По должности мне приходилось контролировать деятельность координаторов практически всего Северного полушария. С дореволюционной российской и советской действительностью была неплохо знакома. Врангеля лечила от посттифозного миокардита, с Савинковым, всем известным, дружила. Одна из героинь фильма «Операция „Трест“» — тоже я. Поэтому — не удивляйтесь больше. Скажите лучше — что дальше? Мне не терпится вернуться в «прекрасную викторианскую эпоху». Помогу, если сумею — и обратно. Не хотите себя там попробовать? Моему Алексею одному скучновато, вы смогли бы составить ему подходящую компанию, особенно после того, как повоевали вместе. Людмилу, само собой, тоже возьмите.
— Спасибо за приглашение, леди Си. Мы к нему, при случае, непременно вернёмся. Но сейчас у меня к вам другая просьба…
…— Да почему и нет? — с непривычным обоим Ляховым бесшабашным весельем ответила Сильвия. Неужели так на неё подействовала обстановка «интеллигентской кухни», почти советская на вкус водка и совершенно советская музыка? Или не столь уж «прекрасна» викторианская эпоха?
(Времена детства и юности могут казаться субъективно прекрасными, но вот вернуться на постоянное жительство в конец сороковых — начало пятидесятых годов лично я не захотел бы.)
— Давайте попробуем! У меня с Дайяной давние счёты. Вот прямо сейчас! — Леди Си вытащила из нагрудного кармана куртки свой золотой портсигар, с гораздо более сложной, чем у Ирины Новиковой, как только что сейчас заметил Фёст, инкрустацией рубинами и бриллиантами на рифлёной крышке.
Улыбалась она и подначивающе, и успокаивающе одновременно.
«Что-то такое интересное затевается, — подумал Фёст. — Моя идея — это одно. Реакция на неё Сильвии — другое. Мнение Воронцова — третье. Что выберем?»
— Только не напоминай мне сентенцию из твоего любимого Михайлова: «Если не знаешь, что делать, в любом случае делай шаг вперёд», — вслух ответил на его мысль Секонд. — Штурмана в тумане стопорят ход, и сапёры не шагают на непроверенное поле без миноискателя…
— Ловушка ждёт стандартных реакций. Леди Си нас явно провоцирует. — В очередной раз Фёст с сигаретой подошёл к окну. Дождь монотонно колотил в стёкла. Значит, по ту сторону — другая Москва. В настоящей — ни тучки на небе не было.
Для него за эти сутки намечался уже второй рейд. Едва ли он будет легче первого, но усталости, что удивительно, он не испытывал ни малейшей. Только бодрящее возбуждение.
— Поэтому — пошли, — жёстко сказал он. — Прямо сейчас, с этого места. Никто и в туалет не выйдет. Знаем мы эти туалеты. Включайте, мадам…
— Так и сделаем, — согласилась леди Спенсер, — а в туалет и там можно сходить, это не вопрос.
Она произвела несколько манипуляций, стремительными, почти неуловимыми для взгляда движениями нажимая отточенным ногтем мизинца какие-то кнопки внутри своего портсигара.
— Поехали, как сказал Юрий Гагарин. — Сильвия развернула свой блок-универсал в сторону Ляховых, блеснула яркая вспышка.
«Везде разные эффекты», — подумал Секонд, растворяясь в нирване. Если бы он из неё не вышел секундой позже, наверняка бы ничего не потерял. Поскольку некому и не о чем было бы сожалеть.
А раз вышел — как бы ничего и не изменилось в его самосознании. Окружающий пейзаж — да, он изменился сильно. Шумящие под ветром кроны исполинских сосен, высокая жёсткая трава под ногами. Темнота. Несколько звёзд в просвете ветвей. Довольно прохладно.
— Мы теперь где? — спросил он.
— По-нашему — на Валгалле, по их — на Таорэре, — ответил Фёст.
— Как ты быстро ориентируешься, — не то с уважением, не то с насмешкой сказала Сильвия.
— На всех зачётах командирской учёбы — топография всегда «отлично», — ответил Фёст. — Что неизменно вызывало тупое недоумение проверяющих. Не встречал ни одного человека, отчётливо понимающего, что врачи — отнюдь не чеховские «Ионычи». Тем более — военные. Как будто карта-километровка и компас в их понимании несравненно более сложные предметы, чем «Атлас Синельникова» и хирургический набор «Б-1».
