И тут Матвей почувствовал, что всё его тело охвачено жутким холодом и его бьет мелкая дрожь.
– В парную бы его сейчас, да, боюсь, сердчишко крякнуть может, – задумчиво сказала женщина. – А вот температуру в отсеке поднять не мешает градусов до сорока.
– Тогда я к себе пойду. Не терплю жары. – Послышались удаляющиеся шаги и скрежет открывающейся дверной заслонки. – Когда он будет готов поговорить? – уже от выхода спросил тот, кого называли капитаном.
– Когда язык от нёба отмерзнет, – невозмутимо отозвалась женщина, – криотерапия – это тебе не фунт валидолу…
Дверь захлопнулась, и командор попытался открыть глаза.
– Поднять вам веки? – на этот раз женщина говорила шепотом, почти касаясь раскаленными губами его уха. – Или вы предпочитаете еще поиграть в беспамятство?
Командор хотел послать ее куда подальше, а потом попытаться подняться, но казалось, что губы примерзли друг к другу, язык онемел. Кроме этого, его руки и ноги были пристегнуты к лежанке широкими ремнями. Зато хоть и с трудом, но веки ему удалось разлепить. Женщина оказалась значительно моложе, чем могло показаться по голосу – лет тридцати на вид. На ней был зеленый халат, но вместо медицинской шапочки на голове красовалась широкополая шляпа с павлиньим пером. Интересно, откуда ей известно его воинское звание? На боевые вылеты пилоты истребителей отправляются без документов и в форме без знаков различия. Может, она и имя его знает?
– Я всего лишь врач, – сказала она, будто прочитав его мысли, – мне лишь сказали: прими командора и, если сдохнет, лишишься своей доли за полгода. Так что я очень постаралась, чтобы вы всё-таки выжили и не повредились рассудком.
– Развяжите… – сумел-таки выговорить он.
– А вот это вам пока незачем. Еще часа полтора вы всё равно не сможете двигаться.
– Я постараюсь. – Эта фраза далась ему уже значительно легче.
– Хорошо. Надеюсь, не кинетесь сразу меня душить? – Она отстегнула первую пряжку на его ноге и замерла в ожидании ответа.
– Не надейтесь. Не кинусь, – невпопад ответил командор. Только что она уверяла, будто он и пошевелиться не сможет, а теперь опасается нападения. Странно. Или это юмор такой?
– Я много всякого навидалась, командор, и просто знаю, что с людьми может всякое твориться, – объяснила она свое поведение, будто снова прочла его мысли.
– Вы мысли мои читаете? – задал он прямой вопрос.
– Нет. Угадываю. Это не трудно. – Она отстегнула еще два ремня, предоставив пациенту справиться с третьим самостоятельно.
Командор попытался дотянуться правой рукой до запястья левой, но на полпути его ладонь обессиленно упала на грудь.
– А ну-ка! – Женщина приподняла ему голову и поднесла к его губам крохотную кофейную чашечку с каким-то пойлом, от которого несло и розовым маслом, и нашатырем. – Глотните.
– Марго! Чем ты там собираешься пичкать нашего гостя?! – раздался откуда-то из-под потолка голос капитана. – Может быть, рому принести?
– Какая вам разница, кэп? – не оборачиваясь, ответила дама. – Не лезьте в мои дела. Я же не учу вас шкоты вязать… Ну! – Теперь она обратилась к Матвею. – Вперед!
Вкуса он не ощутил, но теплая волна прошла по всему телу и ударила в мозг. Он сразу вспомнил всё, что произошло за последние несколько часов, и пожалел, что вообще пришел в сознание. Их явно подставили. Видимо, кто-то был очень заинтересован в том, что шестая эскадрилья двадцать пятого патрульно-истребительного полка должна была принять бой и погибнуть именно здесь, именно в этот час… Что за этим стоит, кто из этого извлечет выгоду – всё это уже не имело значения. Всё было разыграно как по нотам, и, скорее всего, эта стерва, этот советник третьего ранга Майя Леви, держала в голове совсем другую операцию, совсем не ту, что была прописана до миллисекунды в полетном задании. И куда она делась? Первым вышел из строя истребитель штурмана эскадрильи – его зацепило еще обломками заправщика. А на том «Циклопе» явно было больше пяти лучевых пушек… Скорее, пять батарей. Иначе не попасть бы им в Лотаря… А Майя как раз пропала куда-то… Дуло… Мичман… Имя бы вспомнить… Его сразу после училища прислали в эскадрилью всего за три недели до командировки, и никто его по имени не звал – либо мичман, либо Дуло, либо все сразу – мичман Дуло. Он-то точно не успел катапультироваться, а вот у остальных шанс был. Может быть, уже на базе чаек попивают, а может, и чего покрепче: выдали в виде исключения на помин души павших товарищей… Хорошо, если так. А Майя… Куда всё-таки Майя подевалась?
– А где… остальные? – спросил он, как только почувствовал, что может говорить.
– Мне на лечение больше никого из ваших не доставляли, – ответила женщина, которая явно ждала этого вопроса. – А что с ними сделалось – у кэпа спросите. Я к этим стрелялкам, догонялкам и прочим приключениям отношения не имею и даже иметь не желаю. Мое дело – раны штопать и болячки прижигать. На всю эскадру – один фельдшер, хотя при их делах тут целое госпитальное судно иногда требуется. И сейчас у меня в другом отсеке шестнадцать раненых лежит, а в холодильнике – пять трупов. Да вы не беспокойтесь – с нашими увечными вас в один отсек не положат, а уж с покойниками – тем более. Вы кэпу зачем-то не только живой требуетесь, но и здоровенький…
Так… Противник понес потери в живой силе, а значит, шансов выкрутиться из этой переделки остается меньше, чем могло бы. По флоту ходили слухи, что пираты иногда возвращали пленных за выкуп, но теперь едва ли на это приходится рассчитывать. Да и кто будет тратиться на спасение смертника, чье молчание, вероятно, недешево стоит. Едва ли кому-то из офицеров флота понравится, что их товарищей вот так посылают на убой. Конечно, погибнуть за родную Землю – честь для любого из ее солдат. Но когда тебя используют втемную…
– Командор! – раздался голос капитана, и его изображение в полный рост появилось на экране во всю стену. В его облике было что-то маскарадное: алый жилет и малиновые бриджи, украшенные атласным шитьем, красная треуголка с огромным бриллиантом во лбу, ботфорты и ремни с золотыми пряжкам, золотая цепь на шее, белоснежные кружевные манжеты… Словом, рыхлая конопатая физиономия в обрамлении нечесаной рыжей бороды вполне гармонировала со всем этим великолепием.
– Только не вздумайте над ним смеяться, – шепнула фельдшер на ухо командору, – очень не любит…
– Прошу прощения, что вынужден приветствовать вас лежа. – Командор решил на всякий случай вести себя максимально дипломатично.
– Не стоит извиняться, дружище! – Капитан улыбнулся во всю ширь, обнажив частокол сверкающих золотых зубов. – И часа не пройдет, как моя кудесница поставит вас на ноги. А потом мы посидим в моей каюте за бутылкой доброго рома, и вы расскажете мне во всех подробностях, что привело вас в этот Богом забытый уголок вселенной. А ещё вы расскажете, зачем открыли огонь по моим кораблям, убили пятерых славных парней, а еще дюжину изувечили так, что мне придется содержать их до конца жизни. Впрочем, это будет не слишком разорительно – долго они едва ли протянут. Да и убитые были порядочными негодяями, так что я готов вас простить, если вы мне расскажете всё как на духу.
