– Пусти.
– Нет, не пущу! Не доверяешь? Посмотри мне в глаза. Ты морду-то не вороти, собачий сын.
Удгерф взглянул в маленькие, заплывшие гневной, мутноватой слезой глаза отца:
– Проспись.
– Простить? Не прощу, хоть тресни.
– Тресну.
– Ну, тресни! Прямо сейчас! – Ульриг разинул пасть, громко захохотал, очевидно представив, как лопается его сын.
Слабый, но точный удар заткнул ему рот.
– Пошли, – Удгерф повернулся к Хинеку.
Учитель сдержанно улыбался: этому удару он научил принца давно – действовало безотказно.
Они удалились под смех раззадоренных стычкой паскаяков и невнятное бормотание Ульрига. Король ещё долго сидел насупившись:
– Вот вырастил себе на голову. Эдак всю башку расколотит.
***
Удгерф вышел из дворца. После спертого воздуха зала на улице дышалось легко и свободно. Прохладный ветерок колыхал скупую листву северных деревьев, прячась в мохнатых седых облаках, ползущих по небу. Солнце клонилось к западу.
– К сестрам? – хитро прищурившись, принц подтолкнул воспитателя.
– К сестрам, – Хинек улыбнулся не то довольно, не то грустно.
Остаток дня и ночь они провели в сомнительном заведении "Золотая Чара", в народе называвшемся просто "У сестер", где Удгерф, так и не найдя ответа на мучавшие его вопросы, напился до полусмерти, и, шатаясь, подхватив какую-то размалеванную паскаячку, удалился в приготовленную для него комнату. Хинек дежурил у двери, оберегая наследника до тех пор, пока утром не пришли солдаты и не уволокли принца во дворец…
***
Посол Антимагюра Элвюр с ужасом наблюдал за необузданным вахспандским весельем: "И это королевский двор! А как же этикет?"
Молниеносный удар Удгерфа пришелся прямо в челюсть Ульригу Третьему.
– Видал, как он ему наддал! Вот будет король, так король! – грязный, потный паскаяк обнял Элвюра, сжав в тесных объятиях.
– Позвольте, позвольте, милейший! – антимагюрец делал тщетные попытки высвободиться.
– Да пошел ты, – обиженный в лучших чувствах, паскаяк отшвырнул посла.
Элвюр ткнулся лицом в мохнатый жесткий локоть правого соседа. Тот был почище и поспокойнее. Чрезвычайно широкий, в плечах у него укладывался целый человеческий рост, он молча поглощал подносимые блюда, давя всех тяжелым, почти осязаемым взглядом. Его длинные, тронутые сединой усы спускались на стол, мелкие крошки роились в густой растрепанной бороде.
В бешенстве Элвюр не обратил на исполина внимания:
– Я буду требовать извинений! Свинья! – изящным движением он сдернул с руки замшевую перчатку и швырнул её в морду левому соседу.
– Эй ты, слабак! – грубая лапа прижала посла к столу.
– Это оскорбление должностного лица и гражданина Антимагюра! Это война! – голос придушенного Элвюра звучал глухо.
– Что молвишь? – спокойный паскаяк справа повернулся к человеку, лавка натужно застонала.
Левый, то ли удовлетворившись, то ли отступив перед широкоплечим, отпустил антимагюрца и уткнулся в кружку.
Грациозно стряхивая с раскрасневшегося лица прилипшие крошки, Элвюр обратился к неожиданному спасителю:
– Милейший, послушайте, вы, как я вижу, единственный порядочный господин на этом… – антимагюрец замялся, – на этом сборище.
– Положим.
– Как же это так? Какой-то голодранец хватает меня за шиворот, трясет! Меня! Я же посол… представитель иностранной державы! Они забыли о том, что это значит. Но я им припомню!
– Положим.
– Будет война! Граф Роксуф непременно потребует объяснений, ведь я его фаворит.
– Положим.
– Да что вы все со своим "положим"? – Элвюр остыл и лишь теперь вгляделся в своего сурового соседа.
Жирные волосы, гребнем зачесанные назад, широкий львиный нос, оттопыренные губы, голова без шеи, сразу переходящая в плечи – все делало его похожим на утес, каким-то чудом попавший на "сборище".
– Простите… – начал было Элвюр.
– Прощаю.
– Нет, я не то… Простите, вы кем будете?
– Разумным.
– Позвольте? – удивился посол.
– Позволяю.
– Нет, минуточку, как прикажете вас понимать?
– Когда я приказываю, все повинуются, но сейчас я не даю никаких распоряжений. Можете отдыхать.
– Да вы в своем ли уме?
– Я же сказал, что я Разумный.
– Нет… то есть да. Я не хотел ставить под сомнение ваши интеллектуальные способности. Но…
– Сомнение – друг тупости. Разумный не сомневается. Он знает.
– Тупости? Я? Тупости? Я посол Антимагюра, гражданин сильнейшего восточного государства!
– Даже сильное государство не в состоянии отвечать за каждого своего жителя.
– Что?
– Положим, Антимагюр силен, но это не относится ко всем антимагюрцам, – паскаяк покосился на щуплого посла.
– На кого вы намекаете? На меня?
– Положим.
– Ваша прогнившая, погрязшая в разврате странишка не сравнится с Антимагюром! – Элвюр все более распалялся.
– Положим, но вспомните Хал-мо-Готренскую битву.
– Это случайность!
– Положим. Только случайности закономерны, а происходят они оттого, что Антимагюр держится на слизняках.
– Слизняках?!
Широкоплечий согласно кивнул, и длинные усы, взметнувшись в такт движению, упали в жирную тарелку.
– Вы и меня склонны называть слизняком?
– Не только склонен, но и назову, ибо слизняк ты и есть!
– Дикость! Примитивизм! Духовное обнищание! – Посол вскочил с места. – Варвары!
– Положим, но не слизняки, – Широкоплечий захохотал, оборвав разговор.
– Ваше величество, ваше величество! – Элвюр кинулся к Ульригу. – Заступитесь! Я посол!
Король скосил на человека масленые глазки, но крик Элвюра потонул в бубнящем гуле паскаячьих голосов, и Ульриг, имея склонность к невосприимчивости слов, недопонял и на этот раз:
– Рассол? Какой рассол?
– Посол!
– А, спасибо, господин посол за предложенный рассол. – Ульриг на минуту задумался и вдруг загоготал. – Жемчужина поэзии!
Сейчас он был слишком весел и не беспокоился о последствиях: осаждай его все армии Антимагюра, лишь бы посмеялся и плюнул с крепостной стены в искаженные лица людей. Так и надо!
– Позор! Война! – Элвюр в бешенстве рванулся к выходу.
Кто-то ловко подставил ему подножку, и посол растянулся на полу.
– Га-га-га!
– Это вам так не пройдет!
Со сверкающими глазами, безобразно оттопыренной нижней губой Элвюр выбежал из зала. За ним помчался подзадоренный паскаяками вепрь.
***
Темные стены, завешенные окна. Удгерф медленно приоткрыл глаза. Постепенно он отходил от тяжелого сна. Из глубины сознания вставали вчерашние события: пир во дворце, омерзительный отец, трактир… По мере того, как паскаяк приходил в себя, на него накатывались мутноватая головная боль и тошнота. Принц приподнялся, свесился с измятой кровати, взглянул на отражение в тазике с водой, стоявшем у изголовья: опухшее лицо, зелено-синие мешки под глазами, всклокоченные волосы, торчащие в разные стороны. Нечего сказать – красавец. Удгерф сунул руки в воду – отражение треснуло и расплылось неровными кругами. Заплескав простыни, он умылся, встал, резким движением подхватил тазик и вылил остатки воды на голову. Холодные струи змеями поползли по спине. Боль отпустила и стало легче.
