— Что случилось? — спрашивает он.
Пит пересказывает ему все, что произошло на площади. Свист, приветствие, наша задержка на веранде, убийство старика.
— Что происходит, Хеймитч?
— Лучше тебе ему рассказать, — говорит мне Хеймитч.
Я не согласна. Я думаю, что это будет в сто раз хуже. Но я говорю Питу все так спокойно, как только могу. О президенте Сноу, о волнениях в дистриктах. Я даже не опускаю поцелуй с Гейлом. Я рассказываю, как мы… Как вся страна находится в опасности из-за моего трюка с ягодами.
— Предполагалось, что я улажу все во время этого Тура. Смогу убедить всех сомневающихся в том, что я так поступила исключительно из-за любви к тебе. Успокою всех. Но, очевидно, единственное, что я сделала сегодня, это убила трех человек и, наверняка, подвергла наказанию всех, кто был на площади.
Я чувствую себя настолько плохо, что я вынуждена сесть на кушетку, несмотря на то, что она грязная и с вылезшей набивкой.
— А я сделал положение вещей еще хуже, отдав деньги, — говорит Пит. Внезапно он хватает лампу, лежащую рядом в корзине, и кидает ее через весь чердак, где она, в конце концов, разбивается об пол. — Это должно прекратиться! Прямо сейчас! Эта… эта… игра, в которой вы двое участвует! Где вы рассказываете друг другу секреты и держите меня в неведении, словно я слишком незначителен… или глуп, или слаб, чтобы понять их!
— Это не так, Пит… — начинаю я.
— Это именно так! — вопит он. — У меня тоже есть люди, о которых я забочусь, Китнисс! Семья и друзья, оставшиеся в Дистрикте-12, которые погибнут так же, как и твои, если у нас не получится! Неужели после всего, через что мы прошли на арене, я не заслужил правды от тебя?
— Ты всегда действуешь совершенно верно, Пит, — говорит Хеймитч. — Так умно предстаешь перед камерами. Я не хотел разрушить это.
— Значит, ты оценил меня слишком высоко, потому что сегодня я действительно все испортил. Что, по-вашему, будет теперь с семьями Цепа и Руты. Вы думаете, они получат свою часть нашего выигрыша? Вы думаете, я дал им светлое будущее? Потому что я думаю, что оно у них вообще будет только в том случае, если они переживут сегодняшний день! — Пит кидает что-то еще, кажется, статуэтку. Я никогда не видела его таким.
— Он прав, Хеймитч, — говорю я. — Это было нашей ошибкой — не говорить ему. Как и тогда в Капитолии.
— Даже на арене вы двое были в сговоре, так ведь? — спрашивает Пит. Его голос теперь звучит гораздо тише. — Частью которого я не был.
— Нет… Не официально. Я просто понимала, что хотел Хеймитч, чтобы я сделала, когда он что-нибудь посылал… или не посылал, — отвечаю я.
— Ну да, у меня-то такой возможности никогда не было, потому что мне он вообще ничего не посылал, пока не пришла ты, — говорит Пит.
Я не задумывалась об этом. Как это выглядело с точки зрения Пита, когда я появилась на арене, получившая лекарство от ожога и хлеб, в то время как он лежал при смерти и не получал ничего. Как Хеймитч поддерживал меня живой, а его пустил в расход.
— Послушай, парень… — начинает Хеймитч.
— Не волнуйся, Хеймитч. Я знаю, что тебе пришлось выбрать одного из нас. И я хотел бы, чтобы ты выбрал ее. Но это совершенно другое. Люди здесь погибли. И так будет продолжаться, если мы не сделаем все верно. Ни для кого не секрет, что перед камерами я веду себя лучше, чем Китнисс. Никому не надо учить меня, что говорить. Но я должен знать, на что иду, — говорит Пит.
— С этого момента ты будешь знать все, — обещает Хеймитч.
— Уж лучше бы, — говорит Пит.
Он даже не потрудился посмотреть на меня перед уходом.
Вокруг летает пыль и ищет новые места, на которые можно приземлиться: мои волосы, мои глаза, моя золотая брошь.
— Ты действительно выбрал меня, Хеймитч? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает он.
— Почему? Ведь он тебе нравится больше, — говорю я.
— Это правда. Но, если помнишь, пока они не изменили правила, я мог надеяться получить оттуда живым лишь одного из вас, — произносит он. — Я думал об этом с тех пор, как он решил защитить тебя… ну, в общем, мы могли бы попробовать привезти тебя домой.
— Ох. — Это все, что я могу сказать.
— Ты тоже будешь выбирать между ними. Если, конечно, мы переживем все это, — говорит Хеймитч. — Ты научишься.
Сегодня я уже научилась одной вещи. Это место не большая версия Дистрикта-12. Наш забор не охраняем и редко заряжен. Наши Миротворцы — люди неприятные, но не безжалостные. Наши трудности вызывают скорее усталость, чем ярость. Здесь, в Одиннадцатом, люди страдают сильнее и сильнее впадают в отчаяние. Президент Сноу прав. Искры достаточно, чтобы зажечь их.
Все случается слишком быстро, чтобы я могла это осознать. Предупреждения, выстрелы, признание, что я, возможно, привела в движение то, что будет иметь ужасные последствия. Все это настолько невероятно. И всего-то лишь надо было помешать происходящему, но учитывая обстоятельства… Ну как же я принесла столько неприятностей?
— Идем, нам нужно на обед, — говорит Хеймитч.
Я стою в душе так долго, сколько мне позволяют, прежде чем мне приходится выйти и начать собираться. Приготовительная команда, кажется, не обращает внимания на произошедшие сегодня события. Они все волнуются об обеде. В Дистриктах они достаточно важны, чтобы присутствовать на них, тогда как в Капитолии они почти никогда не получают приглашений. В то время как они пытаются предсказать, какие блюда будут поданы, я продолжаю вспоминать, как простреливают голову старика. Я даже не обращаю внимания, что они делают со мной, пока не собираюсь уходить и не смотрю на себя в зеркало. Бледно-розовое платье без бретелек струится до туфель. Волосы убраны с моего лица и падают на спину в виде локонов.
Цинна подходит ко мне сзади и укутывает мои плечи серебристой накидкой. Он смотрит мне в глаза в зеркале.
— Нравится?
— Очень красиво. Как и всегда, — говорю я.
— Давай посмотрим, как это сочетается с улыбкой? — произносит он мягко. Это напоминание о том, что через минуту вокруг снова будут камеры. Мне удается приподнять уголки своих губ. — Так сойдет.
Когда все мы собираемся, чтобы спуститься на обед, я вижу, что Эффи не в духе. Конечно, Хеймитч не сказал ей, что случилось на площади. Я бы не удивилась, если бы Цинна и Порция знали обо всем, но, кажется, есть негласное соглашение не сообщать Эффи в дурные новости. И все же пройдет не слишком много времени, прежде чем она узнает о проблеме.
Эффи просматривает расписание вечера, затем отбрасывает список.
— А потом, слава Богу, мы все сможем сесть в поезд и убраться отсюда, — говорит она.