Монах снова разлил вино по чашкам.
– Почему так получается? – спросил он. – Ты вроде бы никто в Первой префектуре. А про что при тебе ни скажи – ты все знаешь. Тебя к ним Тайная Стража подослала?
Мем покачал головой.
– Я люблю одну девушку с Веселого Бережка, – признался он. – Если бы государственным чиновникам не было официально запрещено посещать дома терпимости, в префектуре знали бы в тысячу раз больше о нашем городе, чем полиция знает сейчас.
– И в котором доме там живет твоя девушка?
– В заведении тетушки Ин.
Датар одним глотком допил вино и с грустной улыбкой посмотрел в свою чашку.
– А, – сказал он. – Тогда конечно. Все понятно.
Мем почувствовал, что напоминанием о прошлом испортил Датару настроение, а это скверная плата за гостеприимство. Надо было срочно поменять тему разговора.
– На лютне ты сам играешь?
– Что? – Датар, видимо, задумался и не слышал вопроса. – Что я играю?
– На лютне.
Датар рассеянно кивнул:
– Да, немного.
– Можно мне?
Датар встал и скрылся куда-то в кухонный закут по ту сторону печи. Потом появился оттуда со стареньким ободранным инструментом в руке и ушел снова ставить чайник. Мем попробовал струны. Лютня была еще жива, хотя ее лучшие дни давно миновали. Мем сыграл «Бархатные башмачки», «Ветерок» и еще несколько мелодий из тех, что наиболее любимы были лицеистами из Каменных Пристаней. Монах вернулся, сел против него за стол и подпер ладонью подбородок.
– Слушай, а у тебя здорово получается, – через некоторое время сказал он. – А петь ты умеешь?
– Умею, – сказал Мем. – Только у меня все песни про любовь...
– Это ничего. Подожди-ка, я тебе дам другую...
Он залез в сундук и вынул из него удивительное чудо: лютню-шестнадцатиструнку, белую, как молоко, и расписанную по краям деки тончайшими красными цветами и травами. Струны у нее были не жильные и не волосяные, а блестели, словно серебро, и колки были сделаны в виде серебряных птичьих голов. Датар погладил ее вдоль грифа и, перехватив изумленный взгляд Мема, пояснил:
– Если в храме и в моем доме было что воровать, так это ее. Это здесь единственная ценность. Второй такой нет даже в Царском Городе. Знаешь песню «Тихо сумерки спустились»? А «Снова слышу голос твой» знаешь? Спой, пожалуйста... – И он протянул Мему свою диковину.
«Вот так заслал меня Нонор», – с удивлением подумал Мем, однако деваться было некуда. Музыку он любил, но вообще-то он всегда считал, что монахи, даже такие молодые, подобными вещами не интересуются, что жизнь их проходит в строгости, они только молятся и им нет дела до городских песен про безответные страдания и несчастную любовь. Мем прихлебнул остывшего вина и подправил на белой лютне расстроенную первую струну.
После «Сумерек» из чулана неслышно появилась кухарка и села на печной приступок. Вскоре пришел и Ошка. Откуда-то взялся еще один кувшин с вином, сушеные финики, масличные и винные ягоды в маринаде, большая, присыпанная тмином лепешка и вторая пара чашек. И необычная компания стала Мему нравиться. С печальных северных песен он перешел на столичные романсы, потом и вовсе на развеселые вроде «Не зови меня с собой» и «Зачем печалиться напрасно». Мем не был пьян. Наверное, он просто пообвыкся и перестал воспринимать происходящее как из ряда вон выходящий случай. Он не предполагал раньше, что, закончив службу в храме, монахи ведут себя так же, как и друзья Мема по Каменным Пристаням. А если подумать – ведь так оно и должно быть. Если всю жизнь только молиться – разве научишься понимать людей? Если же не умеешь их понять, разве получится хоть кому-нибудь из них помочь?..
– А пиратские песни ты знаешь? – спросил Датар у Мема.
– Знаю. «Кружка моя» и про арданского боцмана.
– Давай про арданского боцмана.
Мем сыграл вступление и тут вдруг заметил, как глухонемой якобы Ошка едва заметно притопывает в такт музыке каблуком. А Ошка увидел, что Мем за ним наблюдает, и перестал. Или, может быть, Мему померещилось, потому что увериться он не успел. За порогом раздался подозрительный звук. Мем мигом прекратил играть и положил инструмент на стол. Глядя на него, Ошка встал.
– Там шастает кто-то, – сказал Мем прижав палец к губам.
– Может быть, собаки? – прошептал враз испугавшийся Датар, схватил белую лютню и прижал ее к себе.
– А вот я посмотрю, – сказал Мем.
В руках Датара плаксиво тренькнула серебряная струна, а Мем стал осторожно приоткрывать дверь, чтобы она не заскрипела. Однако фонарь, вывешенный на ночь над входом, оказался кем-то потушен. Поэтому полоса света, упавшая на крыльцо, все равно спугнула прокравшегося туда человека, он дернулся бежать, но оступился на обледеневших ступеньках. Мем схватил его за край плаща и поволок в дом. Но мошенник каким-то цирковым приемом вывернулся из одежды и скатился с крыльца в тень. Досадуя, Мем наклонился снова, поймал его за ногу и уже совсем было собрался приподнять и внести беглеца на светлое место, чтобы подвергнуть рассмотрению, как к горлу его прижали хороший гвардейский клинок локтя в два с половиной длиной.
– Оставь-ка моего человека, – сказал из темноты голос до того спокойный и рассудительный, словно он принадлежал двойнику инспектора Нонора.
И тут Мема взяло зло. Всякие будут таскаться по ночам, портить людям приятный досуг, размахивать оружием, ношение которого в городе запрещено всем, кроме личной государевой гвардии, и помыкать Мемом, как им вздумается?.. Нет уж, не получится. Мем подчинился требованию и выпустил сапог лежащего на земле мерзавца, медленно выпрямился, одновременно ступив на четверть шага ближе к обладателю меча, и повернул того за модный широкий рукав оружием от себя. Гвардейский меч был слишком длинным предметом, чтобы использовать его в ближнем бою, – кулаки подходили для этого куда как удобнее. Вооруженный негодяй всего лишь срезал Мему пуговицу, а Мем успел угостить его в ухо, поддых и по загривку, подставив для надежности навстречу колено. Красивый дорогой меч Мем втоптал в грязь и, может быть, даже сломал. А когда подскочил Ошка с фонарем, залез поверженному противнику в рукав и извлек именной жетон с печатью. Печать была темно-синяя.
Мельком глянув на жетон, Мем сплюнул и бросил его назад владельцу, утиравшему своим шикарным рукавом кровавые сопли. Мем-то думал, будет настоящая добрая драка. Результат обыска его разочаровал.
– Всегда рад оказать содействие, коллега. – Мем отдал честь. – Как будут проблемы – обращайтесь еще. А за покойником своим в Первую префектуру идите, нечего тут под дверями отираться.
Тот невнятно выругался с земли.
– Кто это? – спросил опасливо выглянувший на крыльцо Датар.
