Шпионы Энигора докладывали, что в городе Эш объявился самозванец, претендующий на таргский престол.
Вернее, нельзя было сказать, что он на что-то претендует, так как собственную волю он вряд ли имел. Тарги из Эша признавали его сыном Пятого Наследника и прямым внуком того самого государя Ишаджара, с вероломного убийства которого началась Солдатская война. Следовательно, в глазах многих он был претендентом на Жезл Власти куда более законным, нежели правящий империей ныне внук Наследника Тринадцатого.
Легенда о самозванце распространялась следующая. Когда пятьдесят семь лет назад в Царском Городе Столицы резали семью государя Ишаджара, по просьбе кормилицы солдаты пожалели трехлетнего мальчика и не стали его убивать. Они лишь вырезали ему язык и обрубили пальцы на руках, чтоб он не мог ни сказать, ни написать, что он – законный властелин. А уже в Эше, полвека спустя, какая-то древняя нянька опознала в нем законного императора по родинкам на руках и голове.
Такого – беспалого и безъязыкого – и посадили в Эше на краденый во время Солдатской смуты трон. А уж говорил и показывал пальцем от его имени теперь почти всякий, и особенно много – новый князь Внутренней Области. Эшские тарги при этом кивали, и между всеми там царило удивительное, небывалое согласие. А собиралась вся эта компания если и не завоевать своему безрукому-немому подставышу таргский престол, то хотя бы пограбить всласть империю, где, как известно, медовые реки текут меж сахарных берегов, а жареные утки падают в рот прямо с неба…
Государь прикрыл папку и призадумался. Воевать с Внутренней Областью на ее территории – гиблое дело. А вот выманить разбойников на открытые пространства савр-Шаддата он давно мечтал. Для того и отпустил через перевалы мятежников Лоя – рассчитывал, что те обрастут во Внутренней Области соратниками, сунутся обратно и попадутся Северной армии под сапог. Но это был план так, по мелочам. Теперь же было похоже, что дело на саврской границе назревает серьезное… Мечта сбывается, но как-то уже и не вовремя…
Эти размышления государя были нежданно прерваны. Гладкое золотое колечко ужалило его палец. Он выскочил из-за стола и побежал в северный флигель, в башенку. Захлопнул за собой стальную дверь, выхватил из сейфа говорящую коробочку и с тревогой осведомился:
– Что случилось?
Коробочка кашлянула в ответ.
– Как там на Бо? – поинтересовались оттуда. – Я, видишь ли, переживаю… Даже не спится.
– Все так же, – немного отдышавшись, отвечал государь. – За исключением мелочи. Транспорт с машинами они, кажется, не получат, пока не договорятся друг с другом.
– Ага, перессорились, значит! – в голосе абонента первого звучало явное злорадство.
– Рано радуешься, – сказал государь. – Если они не только поссорятся, но еще и развоюются, ничего хорошего для нас из этого не выйдет.
– Но ты же следишь за порядком?
– У меня всего пара глаз, пара ушей и пара рук. Я могу чего-нибудь не успеть.
– Послушай, прихлопни их сразу. Зачем ждешь?
– Они еще ничего не натворили. За что?
– За то, что они мне не нравятся, – отвечали из коробочки мрачно. – Они здесь чужие.
– Ну, у тебя же не случается приступа ксенофобии, когда ты видишь меня, – возразил государь.
– Ты – совсем другое дело! А эти… Нечего им здесь пастись. Остров Бо – моя собственность.
Государь задумчиво почесал кончик носа.
– Скажи-ка, а ты уже отправил корабль за моим сыном в Столицу? – спросил он.
Из коробочки донесся вздох.
– Ведь праздники. Завтра с утра отплывет.
– Корабль большой? Быстрый корабль?
– Корабль наилучший. «Звезда Морей». Даже у тебя такого нет.
– А сколько человек он может взять на борт?
Абонент первый примолк, разгадывая смысл вопроса.
– Если команда потеснится, человек семьсот взял бы, – наконец ответил он.
– Когда он подоспеет к Бо?
– Суток через двое.
– Пусть отправится немедленно. Напиши им какую-нибудь бумагу – о незаконном поселении, например. Пусть капитан доставит хотя бы десятую часть их ко мне, в Столицу. А здесь уж я с ними разберусь.
Из коробочки ответили с сомнением:
– Они, поди, не согласятся.
– Если я правильно понимаю положение, в котором они оказались, – согласятся. Еще и спасибо скажут. Давайте, действуйте. Только без хамства. Оружие в ход не пускать. Шкуру спущу, если кто-нибудь пострадает.
– Что у тебя с лицом? – спросил Фай, останавливаясь на пороге.
– Тебе какое дело, – огрызнулся Нэль. – За три дня, что меня не видел, ты даже не удосужился заглянуть, жив ли я вообще. А если б я отравился и помер?
– С чего бы вдруг? – Фай приподнял бровь.
Нэль сел на постель и бессильно уронил руки на колени.
– Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь. Я люблю его. Я так люблю его, что у меня все внутри болит.
Фай рывком задвинул дверь у себя за спиной.
– Он его любит, видите ли… – тихо и ясно проговорил он. – Больно ему… – И вдруг закричал: – Это у меня все внутри болит, когда я смотрю на тебя, недоумка! Знаю я и тебя, и твою любовь. Сколько раз это с тобой было? Три?.. Пять?.. Ты полюбишь любого, с кем переспишь. С глаз долой – из сердца вон, – вот и вся твоя любовь!..
Нэль отвернулся к маленькому круглому окошку.
– Достаточно, Фай. Я обиделся.
– Извини уж, мне некогда вытирать тебе сопли. У меня вообще такое впечатление, что кого-то здесь здорово избаловали. Он ничего не делает, никому не помогает, ходит куда хочет и где хочет. Он по три дня сидит, закрывшись, в то время как другие спят по два часа в сутки, он игнорирует любые общественные и профессиональные обязанности… Тебе не кажется, Нэль, что это слишком? У нас там гости, Нэль. Военный корабль. Ты сейчас встанешь, умоешься, возьмешь свои словари, или что там у тебя вместо них, и пойдешь переводить. Понял меня?
– Не учи меня, что мне делать! – вякнул Нэль, подскочив со своего места. – Если б вы хоть немного доверяли друг другу… Это ты во всем виноват! Ты!..
За это он получил оплеуху, вытаращил глаза и сел обратно.
– А теперь заткнись и слушай, – с деланным спокойствием проговорил Фай. – Может быть, ты не понимаешь, в каком положении все мы оказались из-за твоего разлюбезного Лала? Я расскажу. Вопреки всем обещаниям нас бросили здесь без технического обеспечения, без энергетического ресурса, без пищи и без воды. Я знал, что Лал беспринципен, но не думал, что настолько. Он, вероятно, решил, что, раз мы родились на планете, то здесь не пропадем. Но этот остров не рассчитан на большое количество людей. Воду здесь надо опреснять, растительность скудная, а двадцать кроликов и четыре козы, что прыгают за деревней по холмам, – для нас не прокорм…
