этим словам?
— Мое друг. Я нашел здесь еще два друг, кроме ты. — С окончаниями у Космина явно были большие проблемы.
Я помолчал, прикидывая, как бы объяснить проблему поделикатнее.
— Космин, я, конечно, рад за тебя, но в обществе их лучше не произносить.
— Почему? — расстроился румын.
— Видишь ли, они означают кое-что неприличное.
Почувствовав себя не в силах объяснить Космину этимологию русского мата, я попросил у него блокнот и нарисовал картинку.
— А у мы это называть совсем по-другому! — восхитился румын и тут же с присущей ему непосредственностью озвучил мне пару вариантов. — На родина мне будет завидовать. Что я знать такая интересный слов.
— Я тоже счастлив новому знанию, — заверил я, на всякий случай записав изречения Словаря в вырванную из блокнота страницу. Все-таки культурный обмен должен быть двусторонним. — Но все равно при людях лучше не ругайся, а то мало ли.
— Ладно, — покладисто согласился Космин. — Я слышать, на твоя усадьба нападать.
— Мелкое недоразумение, — отмахнулся я. — Ничего страшного не случилось, мы их поймали. Хотя, думаю, мне стоит усилить домашний гарнизон. Найти бы какого-нибудь толкового военного.
— У меня быть друг военный! — обрадовался Космин. — Он как раз искать работа.
— У тебя? — удивился я. Космин не выглядел человеком, проводящим время в обществе бравых вояк. — И где вы с ним познакомились?
Румын снова вытащил из кармана блокнотик и прочитал по слогам:
— На концерт симфонической музыка. Мы вместе ходить. Очень любить. Я мочь его тебе представить. Замечательная человек. И хорошая воин. Мы вместе любить Шопен.
Перед моим мысленным взором тут же возникло видение утонченного мужика в мундире, музицирующего перед входом в мою усадьбу. А еще с десяток бравых вояк ему подпевали. Музыка — это, конечно, прекрасно, но, пожалуй, мне нужен кто-нибудь посерьезнее.
— Давай в другой раз, — дипломатично предложил я.
Космин радостно кивнул. Впрочем, можно было не уточнять: радостно в этой жизни он делал вообще все.
Попрощавшись с артефактором, я спустился вниз и вышел из дворца. Перед тем, как отправиться отдыхать, надо еще кое-куда зайти.
Конюх в императорских конюшнях смотрел на меня неодобрительно. Таким взглядом обычно удостаивают тех, кто бьет детей, обижает котиков и вообще ведет себя как последний подонок.
Инцитата разместили отдельно в небольшой пристройке, не удостоив чести поставить в соседнее стойло со скакунами Его Величества. Ну и с прекрасными белыми кобылами, разумеется. Думаю, последним конь был очень расстроен.
— Бросили животное. Не ест, не пьет, — буркнул конюх, ведя меня через ряд стойл. — Нельзя же так.
— Чтоб Инцитат-то не ел и не пил? Да быть не может.
— Ну, что-то ест, — нехотя поправился конюх. — Но так тоскует, сил на него смотреть нет. Зачах без вас совсем. Думал, еще пару дней пройдет и помрет с горя.
— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся я, подходя к нужному стойлу. — Ничего бы с ним не случилось.
Конюх снова смерил меня неприязненным взглядом и отошел. Я приблизился к коню и негромко позвал его — тот не отреагировал.
Если кто-то думал, что лошадь не может выглядеть обиженно, ему стоило бы посмотреть на Инцитата. Питомец, и раньше не отличавшийся атлетической комплекцией, похудел еще больше. Уши поникли, хвост и грива потускнели, хотя я был уверен, что их каждый день тщательно расчесывали, длинная морда осунулась. Инцитат бросил косой взгляд на меня и демонстративно отвернулся.
— Инцитат, — снова позвал я. — Хватит дуться, пойдем домой.
— Никуда я с тобой не пойду, — не поворачиваясь, буркнул конь. — Ты меня бросил.
— Мне срочно понадобилось отбыть в усадьбу, — покаялся я. — Тебя брать с собой времени не было.
— Ну да, конечно. Откуда у тебя время на какого-то там коня. Я все понимаю.
Я глубоко вздохнул. Нет, я конечно, был готов к тому, что жены периодически будут выносить мне мозг, но чтобы еще и конь?
— Однажды я останусь одинокий, покинутый, никому не нужный, — продолжал Инцитат жаловаться на судьбу. — Вода в поилке закончится, овес иссякнет, глаза мои закроются и от меня останутся одни воспоминания… Тебе же наплевать, что я здесь голодаю.
Я оглядел кормушку голодающего коня, из которой при желании можно было накормить целый табун.
— Между прочим, я лично просил Его Величество, чтобы приказал о тебе позаботиться.
— Мне кусок в горло не лезет от твоего предательства.
— Любой кусок? И даже морковка?
С этими словами я вытащил из кармана предусмотрительно припасенный аргумент для примирения. Конь покосился на морковку с интересом, но потом все равно гордо отвернулся.
— Думаешь, какая-то морковь сможет залечить мою душевную рану? Какого ты обо мне низкого мнения, Вик!
— А две морковки?
Я вытащил еще одну. Инцитат снова украдкой повернул голову. На его морде отражалась борьба вселенской обиды и здорового желания поесть.
— А дома я тебе и третью дам, а еще яблоко, — продолжал я искушать коня. — Ну все, пошли.
Инцитат все еще колебался. Я сунул ему две морковки под самый нос.
С хрустом угощение исчезло, причем Инцитат чуть было не откусил мне пальцы. Могу поклясться, он сделал это специально.
— Ну хорошо. Но учти, как раньше уже не будет. Отныне я не могу тебе доверять. И дел с тобой иметь не хочу, так и знай!
— Что ж, не имей, — разрешил я. — Правда, я как раз собирался познакомить тебя с кобылой, но, раз мы теперь не разговариваем… Я все понимаю, Инцитат. Нет мне прощения.
— С кобылой? — уточнил конь. — А она красивая?
— Прекраснее всех, — заверил я. — Но, раз уж ты так сильно на меня обижен…
— Ладно, я подумаю, — нехотя ответил Инцитат. — Может, когда-нибудь я тебя и прощу.
Проходя мимо конюха, Инцитат состроил настолько жалостливую мину, словно его ведут не домой, а на бойню. Тот покачал головой и в очередной раз воззрился на меня, как на врага народа. Вот ведь актер четвероногий. Не хватало еще, чтобы ко мне Общество Защиты Лошадей в окна лазило.
Я оседлал все еще обиженного Инцитата, и его копыта бодро зацокали по мостовой. Пора, наконец, отдохнуть. И выяснить, что за землю такую даровал мне Император.
К моим небольшим владениям и правда примыкал участок. Более того, на нем стоял дом. И, о чудо, он даже не выглядел так, будто его забросили пятьдесят лет назад. Вполне себе симпатичный двухэтажный домик с высокими окнами и черепичной крышей, словно бы сошедший с открытки.
— Смотри, Инцитат, это тоже теперь наше. — Я указал коню на мою новую собственность.
— И там есть кобыла? — заинтересовался конь.
— Будет, — пообещал я, проезжая мимо и спешиваясь. Определив Инцитата в конюшню и закинув вещи, я отправился инспектировать свое новое приобретение. Как и в первом моем доме, тут у входа скучал сторож.
Я сунул ему под нос бумагу, подписанную Императором. Тот мельком просмотрел ее и низко поклонился.
— Проходите, проходите, Ваше Сиятельство. — Сторож кинулся отпирать дверь. — Вы теперь наш хозяин новый, нам уже доложено. Вот, пожалуйста, пиджачок можете сюда повесить.
Я шагнул в услужливо распахнутую дверь и огляделся. Дом был и правда хорош. Даже слишком хорош.
Широкий коридор вел в уютную гостиную, обставленную добротной мебелью красного дерева. Мягкие ковры, огромные зеркала, пледы на диванах и картины на стенах — все в этом доме навевало желание поселиться здесь и жить. Мало того, создавалось впечатление, что в нем как раз-таки и живут. Гостиная совсем не выглядела покинутой.
— Прошлые хозяева что, и вещи не забрали? — удивился я, поднимая с кресла легкий женский шарфик. — И часы на столе, они, кажется, позолоченные. И вон тот бюст.
Сторож отчего-то потупился.
— Торопились они. В Европу уехали, дела у них там, так спешили, так спешили. Может, и позабывали чего.
— Такое ощущение, что их отсюда чума выгнала. — Я еще раз осмотрел гостиную. На столе стояла ваза с начинающими вянуть цветами, а на кресле валялось незаконченное вязание. Совсем недавно в доме еще кипела жизнь. — А ну отвечай, куда делись прежние хозяева? Их что, в тюрьму посадили?
Сторож снова отвел глаза.
— Да я-то и не знаю ничего. Я человек маленький, вход охраняю. Куда мне лезть в господские дела-то.
У меня засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. Действительно, быть того не может, чтобы в собственность мне в кои-то веки досталось что-нибудь без подвоха. Сейчас окажется, что этот милый домик прежде принадлежал семье маньяков, которые прямо посреди этой гостиной занимались ритуальными расчленениями.
Вдруг из подвала
