— Неужели вы действительно верите в эти басни? — спросил Басманова один из молодых, имеющих рациональное европейское образование бурских полководцев.
— С удовольствием бы не верил, — ответил полковник, — если бы мои друзья не видели эти существа своими глазами. И очень недавно.
— Где же эти друзья?
— По неотложным делам им перед самым началом войны пришлось уехать. Думаю, в скором времени в одном из научных изданий будут опубликованы материалы их исследований, с фотографиями.
— Сомнительно все это, очень сомнительно. Наш народ живет в этих краях больше двух веков, и ни о чем подобном никто никогда не слышал… Почему не предположить, что эти Клотц и Де Веттер — английские шпионы, посланные посеять панику и обратить наше внимание совсем в другую сторону?
Остальные участники совещания согласно закивали, поддерживая товарища одобрительными возгласами. Но не все. Пятидесятилетний начальник коммандо из Оранжевой, с бородой до пояса и тремя патронташами поверх выгоревшего до рыжины черного сюртука, пристукнул по полу каблуком грубого сапога.
— Де Веттера я знаю. И погибшего Бюргера тоже знал. Они не шпионы. Они двадцать лет занимаются своим ремеслом, никто не может сказать о них плохого слова. И если Де Веттер говорит, значит, что-то такое там было.
— Львы, — сказал кто-то. — Обычные львы напали на стадо, а трек-буры накануне выпили столько водки, что не смогли защитить ни себя, ни скот. А теперь придумали эти сказки.
Но позиция Басманова была выигрышной в любом случае. Мало того, что он знал правду, так еще и умел разговаривать с публикой такого уровня развития. Были у него в батарее, уже к концу Мировой войны, сорокалетние ратники второго разряда, из глухих сибирских сел. Староверы и «нивочтоневеры». Ничего, справлялся и с ними невзирая на свой сравнительно юный возраст и столичное воспитание.
Михаил не стал кому-то что-то доказывать, приводя рациональные доводы. Усмехаясь своей русской улыбочкой, которая могла означать что угодно (так можно усмехаться и посылая на расстрел, и самому становясь к стенке), он щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся.
— Времени на диспуты, хоть научные, хоть религиозные, у меня нет. Война продолжается. Рассматриваемый вопрос дискуссионно не решается. Простейшее решение — любой из присутствующих вместе со мной поедет и посмотрит на месте. Монстры или не монстры, съеденное стадо мы в любом случае увидим. Ничего не найдем — проблема снимается автоматически. Со своими земляками поступите, как у вас принято. Найдем — другой разговор. В любом случае натурный эксперимент займет намного меньше времени, чем теологические и стратегические споры. Согласны? Кто поедет — вы, вы, или вы? — обращался он к самым недоверчивым (или — лично к нему враждебно настроенным. Таких хватало).
— Зачем именно нам? — спросил генерал Деларей, исполнявший должность начальника гарнизона Блюмфонтейна. — Пошлем обычный разъезд…
— Ничего не докажет при господствующем настроении. Вы и им с тем же успехом не поверите. Тем более, разъезд может не вернуться. Мы, ничего не узнав, потеряем еще несколько часов драгоценного времени.
— Я с вами согласен, полковник, — сказал, вставая, генерал Христиан Девет, мужчина лет сорока, с умным лицом и густыми, скобкой, усами, опускающимися ниже бритого подбородка.
Отважный человек, продолжавший вооруженную борьбу в хорошем агрессивном стиле даже после того, как президент Крюгер и многие военачальники в конце девятисотого года сочли войну проигранной. Совершивший с армией в две тысячи человек несколько успешных рейдов в глубь Капской колонии. И потом, уже после образования Южно-Африканского Союза, несколько раз устраивавший мятежи против правительства, требуя восстановления независимости бурских республик.
«Чистый Корнилов, — подумал Басманов, — такой же непреклонный и неожиданный в решениях».
— Хорошо, господин генерал. Я возьму с собой взвод, вы — сколько хотите. Что такое пятнадцатимильная прогулка? Ничего не найдем — так хоть поужинаем на свежем воздухе.
Взвод Михаила насчитывал десять офицеров, кадровых кавалеристов. «Ездящую пехоту» он с училищных времен не уважал. Всегда помнил слова из приказа шефа конной гвардии, великого князя Николая Николаевича: «Пехотному офицеру, едущему верхом, приближаясь к расположению кавалерийской части, следует сойти и вести коня в поводу, дабы своей посадкой не вызывать унизительного для чести мундира смеха нижних чинов».
Знал, что в случае встречи с монстрами нужны будут люди, не озабоченные прежде всего необходимостью не свалиться с седла, забывая о главном смысле своего существования.
На троих роботов он в этом смысле тоже полагался, они умеют все, что требует служба, и многое сверх того. С лейтенантом Карцевым и бригадой Ненадо андроидов оставалось девять. Хватит, чтобы при любом повороте событий удержать Блюмфонтейн, даже если буры побегут.
Девета сопровождали тридцать бойцов из его личного коммандо. Наверное, к рассказам очевидцев они отнеслись внимательно. Никто не имел при себе «маузеров», «ли-метфордов» и «энфильдов», только однозарядные нарезные ружья самых крупных калибров, вплоть до шестилинейных капсюльных, стреляющих крупными, как орех, свинцовыми безоболочечными пулями.
Перед отъездом, от которого капитан Ненадо его изо всех сил отговаривал, Басманов велел Игнату Борисовичу всех пленных англичан, взятых при нападении на поезд и сдавшихся раньше, собрать в одном помещении, неподконтрольном бурам.
— Приведи их в порядок, позанимайся боевой подготовкой. Я с ними в поезде уже парой слов перекинулся. Намек на взаимопонимание есть. Начнутся бои на внешнем периметре, немедленно вооружи и включи в свою систему обороны. Контактов с бурами не допускай. Мне нужно, чтобы большинство из них выжили и своими глазами нового врага увидели.
— Да все понятно, Михаил Федорович. Только вы уж там под пули не лезьте. Я за две войны двенадцать командиров пережил. Тоже храбрее всех казаться хотели.
— Вечная память. А неужели не было, что не из голого азарта на смерть шли, а по крайней необходимости?
— Редко, господин полковник. Вот когда в Москве мы воевали, там близнецы-полковники в самую заваруху кидались, такую, что и мне страшно делалось, но всегда по делу, ничего не скажу…
«Надо же, — подумал Басманов, — какая чертова круговерть творилась, а этот своим фельдфебельским глазом приметил, что два Ляхова там было, а не один».[10]
— Не бойся за меня, Игнат, я ведь не только старый кадровый офицер, я еще и рейнджер Царьградского призыва. Забыл, как мы с тобой после десятиверстного марш-броска штурмполосу проходили?
